Все дворяне, вне зависимости от их класса в Табели о рангах, обладали одинаковым юридическим статусом, за исключением различий между потомственным и личным дворянством. Их общее число в середине XIX века превышало 900 тысяч человек, или «приблизительно на каждые восемнадцать человек в империи приходился один дворянин»[93]. Эта неоднородная категория подразделялась в соответствии с достатком, образом жизни и социальным и карьерным статусом на 1) высшую аристократию; 2) провинциальных дворян-землевладельцев; 3) чиновников и офицеров, не имевших значительной собственности, чей уровень достатка не соответствовал их привилегированному официальному статусу. Вторая группа, в которую входили Чихачёвы, в XIX веке росла, и в российской историографии ее зачастую более правильно описывают как поместное дворянство: этот термин отражает тот важный факт, что своим образом жизни и доходами они были обязаны своим земельным владениям – имениям, которые в XIX веке уже не требовали от владельцев обязательной службы государству. Слово «поместье» к тому времени использовалось почти исключительно как исторический термин, хотя их владельцев по-прежнему называли «помещик» или, собирательно, «поместное дворянство», а их крепостных – «помещичьи крестьяне»[94].

Во Владимирской губернии в 1852 году проживало 5104 дворянина, что составляло лишь 0,004 % всего населения губернии, численность которого превышала миллион человек. Эта группа почти поровну делилась на потомственных и личных дворян, но в это число входили и дети личных дворян (которые сами дворянами не считались). Из 2610 потомственных дворян губернии лишь 320 имели право голоса на дворянских выборах (это право зависело от послужного списка и находившейся во владении дворянина собственности). Согласно справочнику XIX века, откуда заимствованы эти сведения, больше половины наследственных дворян Владимирской губернии владели имениями, «только в здешней губернии находящимися», и имели там «свои усадьбы». Большинство этих землевладельцев выходило в отставку со службы, «поселялось в своих поместьях и занималось сельским хозяйством»[95].

Помимо родственников и соседей, проживавших в непосредственной близости от Дорожаево, Чихачёвы благодаря переписке поддерживали связи с большим количеством дальних родственников и старых друзей, живших на значительном расстоянии. Наряду с укреплением семейных и дружеских связей, такие сношения помогали рассчитывать на большее количество покровителей, что оказывалось необходимым, когда речь шла об упрочении социального и финансового положения (благодаря службе и браку), получении помощи при несчастных случаях и успешном осуществлении любых сложных бюрократических действий (таких, как гражданские иски, передача собственности и, для некоторых дворян, получение правительственного подряда). Андрей сохранял свое место в этой жизненно важной системе социальных связей путем регулярной переписки, он оказывал благодеяния сам и просил о них других. Первым известным случаем, когда Андрей просил о покровительстве более влиятельных дворян, был момент, когда потребовалось обеспечить Алексею место в престижном Московском дворянском институте (Алексей писал: «Папинька писал по вечеру много писем обо мне в Москву»)[96]. В этой области эпистолярные таланты Андрея были для семейства бесценны (когда грубоватый сосед Якова, Кащеев, в 1837 году лично отправился в Санкт-Петербург, чтобы «выхлопотать своему сынку офицерский чин», Яков пренебрежительно отметил: «Вряд ли ему это удастся»)[97].

После того как Алексей получил школьное образование, Андрей начал вторую эпистолярную кампанию, чтобы обеспечить сыну офицерскую должность. Первым шагом стала попытка получить для Алексея некую официальную должность, и за это преимущество Андрей был готов на благотворительные пожертвования. В декабре 1845 года он задействовал свои связи в городской думе Коврова, чтобы двадцатилетний Алексей получил должность «почетного смотрителя Шуйских уездных училищ» при канцелярии Ковровского уездного суда. В обмен Андрей обязался «вносить каждогодно в пользу Шуйского уездного училища по 200 рублей серебром» (сумму, которая была в два раза больше ежегодного жалованья обычного уездного чиновника)[98].

Вскоре после этого Андрей обратился к своим родственникам по материнской линии, в частности к генералу Павлу Яковлевичу Купреянову, с просьбой приписать Алексея к полку, расквартированному в Вильно, где находился штаб Купреянова и где генерал мог бы наблюдать за благополучием Алексея и даже назначить юношу своим адъютантом. Купреянов был сыном двоюродного брата матери Андрея, но Алексей называл его «дорогой дядюшка»[99]. Однако Алексею не было позволено поступить на службу, пока Андрей не представил послужной («формулярный») список – как для себя, так и для своего отца (последний можно было заменить указом об отставке Андрея) на рассмотрение в Инспекторский департамент[100]. Главное, по-видимому, было доказать, что отец Алексея оставил службу в офицерском звании и что Алексей, таким образом, не является сыном юнкера или неслужащего дворянина, имеющим более слабые служебные перспективы.