— Сейчас я выпущу тебя из этой клетки, но сначала ты должен рассказать мне о том, что же все-таки ты и другие тритоны задумали совершить в замке.

Тритон буравил меня своими темными, похожими на крыжовник, глазами. Взгляд их был такой пронзительный, что, казалось, царапает мне лицо, но я смотрел в черные точки его зрачков, не отводя взгляда.

— Яаа… нее… мооогу… — бормотал он. Слова как крошечные тритончики выпрыгивали из его рта.

— Яаа… нее… имеюуу… правааа… раскрыыывать тайныее… плааны… пееред… принцами Поофферами… илии… пееред… гноомом… Уумпином.

Сначала я подумал, мне показалось, что он просто косноязычный, но потом понял, что, вероятно, он говорит по-французски, ведь французы всегда произносят слова как-то невнятно.

— Очень интересно, — сказал я. — Но если ты не скажешь правду, то я не отопру клетку, и ты останешься в ней навсегда.

Он зашевелился, и его жирный хвост высунулся между прутьями.

— Нуу… хоороошо, тогда яааа… скаажу тебе, — простонал он.

— Зачем вам нужно было похищать сердце короля? — спросил я.

Он прижался мордой к прутьям и произнес:

— Мыы… должныыы… былии… захватить… влаасть… в заамке… и… сжечь… наа… кострее… всюу… королевскуюу… семьюу…

— Все это задумала королева? — тут же вырвалось у меня.

— Неет, — слабо прошептал он. — Онаа… совеершенно… невиновна.

Тут-то, наконец, до меня дошло, почему этот тритон разговаривал так странно — он совсем задыхался.

— Поожалуйста… выыпусти… мееняаа… отсюуда, — умолял он.

Я уже вставил ключ в замочную скважину, но прежде, чем его повернуть, спросил:

— Кто же тогда задумал, чтобы вы захватили власть в замке?

— Этоо… мааршал.

Тут я повернул ключ, и толстый тритон вывалился из клетки. Он лежал на полу, как кусок шоколадного желе.

— Вот ты и на свободе, — произнес я. — Но ты участвовал в страшном заговоре. Обещай больше никогда не ввязываться в подобные дела.

Его тучное тело несколько раз всколыхнулось в знак согласия.

— Тогда поспешим скорее в королевский сад, чтобы арестовать маршала.

Я отворил дверь и пропихнул тритона впереди себя. Он покатился по ступенькам, потом вскочил на задние лапы и припустился бежать во всю прыть. Когда мы уже вышли из самого замка, он с таким остервенением бросился ползти вниз по ступенькам, что я испугался, как бы он не распался на куски до того, как мы сумеем поймать маршала.

Я выгнал тритона в королевский сад. Утренний туман между деревьями и кустами почти рассеялся, а по небу плыли маленькие розовые облачка, которые восходящее солнце, как соком, пропитывало своими лучами.

Когда мы подошли ближе, то увидели, что все играют в игру «Спящий мишка». Медведем был маршал, все остальные водили вокруг него хоровод и пели.

Как раз в то самое врем, когда они пели «Мишка, нас не трогай, мы идем своей дорогой. Не боимся мы тебя…», я выскочил из-за кустов на лужайку.

— Зря вы не боитесь этого медведя, вот он-то как раз очень опасен, — закричал я что было мочи. — Ведь ему никогда нельзя верить!

Игра тут же прекратилась. Маршал вскочил на ноги и принялся стряхивать форму, одновременно пытаясь пронзить меня взглядом.

— Что еще за чушь такая? — спросила королева.

— Этот маршал совсем не такая уж невинная овечка, как вы думаете, — произнес я. — Он хотел вас всех сжечь на костре.

Тут они заметили тритона.

— А это еще что такое? — воскликнула королева. — Я была уверена, что все тритоны лежат рядами в темнице.

Вид у маршала теперь был отнюдь не торжественный. Он стряхивал с себя травинки, и при этом казалось, что все тело у него зудело.

— Это особенный тритон. Он был заперт в девичьей клетке. И очень хорошо, ведь именно благодаря ему нам удалось услышать правду о королеве и маршале.

Тут все начали рассаживаться за большим столом. Маршал озирался по сторонам, видимо считая, что для него лучше всего скрыться, но ведь это было бы то же самое, что признать за собой вину за все содеянное зло, а посему он решил, что лучше усесться за столом вместе со всеми.

— Послушай меня, Кристоффер Поффер, — доброжелательным тоном обратился ко мне король. — Даже если половина из рассказанного тобой правда и если в эту половину входит намерение маршала сжечь нас на костре, то дело принимает весьма серьезный оборот. Вопрос только в том, каким образом мы могли бы удостовериться, что рассказанное тобой — правда.

— Вот именно, ваше уважаемое королевское величество, — произнес маршал с надменной улыбкой. — Этот принц Поффер — не настоящий принц. Он всего-навсего жалкий лесной принц, который к тому же пробрался в замок в сопровождении гнома. И совершенно очевидно, что все истории, которые он тут рассказывает — сплошные выдумки.

— Он лжет, — закричал я. — Как раз он — не настоящий маршал. Он и есть тот самый злой гном, который превратил принца Каролюса в тысячу головастиков.

Тут маршал так расхохотался, что, казалось, может захлебнуться собственным смехом.

И тогда королева нашла хитроумный способ разрешить наш спор.

— Эта дискуссия — совершенно глупая и ненужная, — произнесла она. — Ведь среди нас находится тот, кто умеет читать мысли других. Маршал! Я повелеваю тебе немедленно взойти на судейское кресло!

Приказание тотчас же было исполнено, и тут я немножко испугался, как бы мне снова не остаться в дураках, потому что мне сразу же вспомнилось все, что произошло здесь в последний раз, когда маршал восседал на судейском кресле. Может быть, лучше всего убежать. Но ведь я не имел права таким бесславным образом убегать от опасностей в замке, и ведь гном предостерегал меня. Поэтому я уставился маршалу прямо в лицо. А для верности еще скорчил рожу.

— Маршал, — начала королева. — Не будете ли вы столь любезны поведать нам, верно ли то, что вы намеревались развести в Иванову ночь костер для того, чтобы на нем сжечь своего короля с королевой, или это все небылицы, сочиняемые гномами?

Маршал скрестил руки на груди, и все видели, что ему было явно не по себе — восседать в судейском кресле и исполнять приказания королевы.

— Уж эта-то история — явная чушь, высокочтимая королева, — сказал он. — Посему я выношу следующий приговор данному принцу Пофферу: до того, как часы пробьют одиннадцать, его надлежит утопить в Черном Котле.