– Я хочу знать: к чему на самом деле был тот цирк на банкете?

– Я тебе уже говорил.

– Да, и мне кажется, что это не все. Поэтому колись.

– Может, лучше посидим тут и поцелуемся? – Он забирается на матрас рядом со мной, и внезапно кровать начинает казаться очень-очень крошечной. Она точно двуспальная? Потому что он прямо тут, и одна жалкая подушка не защитит меня от жара его спортивного тела и аромата лосьона после бритья.

Я старательно игнорирую его сексуальную ухмылку.

– Конор, – говорю я тем тоном, которым разговариваю с первоклассниками, когда кто-то из них не хочет делиться мелками.

Его кокетливая улыбка испаряется.

– Если я скажу, что тебе этого знать не стоит, ты поверишь мне и отстанешь?

– Нет. – Я решительно смотрю ему в глаза. – Скажи, зачем ты все это устроил тогда на банкете?

Глубоко вздыхая, он трет ладонями лицо и убирает волосы с глаз.

– Я не хочу тебя ранить, – едва слышно признается он. – Я взрослая девочка. Если ты меня уважаешь, то скажи правду.

– Черт, Ти. Прямо по больному, мать твою.

Он смотрит на меня такими мученическими глазами, что я невольно готовлюсь к худшему. Что, может быть, Абигейл его на все это подговорила, что они вместе это спланировали. Что тот первый вызов, любовная бомбардировка в Вулси-Холле… это все было лишь хитроумным планом, придуманным ради того, чтобы заставить меня на него запасть. И теперь он об этом сожалеет. Это унизительно, но Абигейл вытворяла и не такое.

– Ладно. Но не забывай: это их слова, а не мои.

Он рассказывает, как подслушал Абигейл и Джулс, говорящих со своими парнями о моем «перепихе» с Конором. Я вздрагиваю, когда он недовольным тоном объясняет, что в их беседу входило обсуждение моего потенциала как порноактрисы и другие вещи. Мило. Он прав. Я могла прожить без этих жестоких подробностей.

Еще до того, как он заканчивает говорить, меня начинает подташнивать. Желудок скручивает при мысли о том, что Конор слышал всю ту хрень, которую они обо мне говорили.

– До идеального веса порнозвезды мне еще десять килограммов, – шучу я сама над собой.

Чаще всего, если ты смеешься над собой первая, то это выбивает почву из-под ног у тех, кто хочет поиздеваться над твоей полнотой. Когда ты показываешь людям, что сама про себя все знаешь, они начинают относиться к тебе дружелюбнее. Потому что всем важно, чтобы мы – «пухляши» – знали свое место.

– Не надо так. – Конор садится, чтобы наши глаза были вровень. – В твоей внешности нет ничего постыдного.

– Все в порядке. Не обязательно меня утешать. У меня нет никаких иллюзий по поводу того, какой меня видят люди. – На меня постоянно сыплются насмешки, но я уже почти ничего не чувствую. По крайней мере, так я себе твержу. – Я была пухлым ребенком. Я была пухлым подростком. – Я пожимаю плечами. – Я боролась со своим весом всю жизнь. Но я такая, какая есть – и я это приняла.

– Нет, ты не понимаешь, Тейлор. – По его лицу пробегает тень негодования. – Тебе не надо оправдываться за свое тело. Я знаю, что уже это говорил, и, наверное, так и буду повторяться, пока ты мне не поверишь, но ты просто сногсшибательная. Я бы отымел тебя прямо сейчас, ни секунды не теряя, шестью разными способами, если бы ты мне позволила.

– Захлопни варежку. – Я смеюсь.

Он не смеется со мной, а встает с кровати и поворачивается ко мне спиной.

Вот блин. Он обиделся из-за того, что я велела ему заткнуться? Я думала, мы просто дурачились. Это же наша фишка, да? Стоп. Разве мы настолько хорошо друг друга знаем, что у нас есть фишки? Черт.

– Кон…

До того как я успеваю все исправить, Конор начинает расстегивать свою рубашку, а потом сбрасывает ее с плеч.

Я ошеломленно сижу и любуюсь его спиной. Рельефные, накачанные мускулы под загорелой кожей. Боже, как же хочется приникнуть губами к полоске кожи меж лопаток и исследовать ее языком. От мысли об этом по мне пробегает дрожь. Я закусываю губу, чтобы не начать издавать совершенно непристойные звуки.

Он бросает рубашку на пол и расстегивает брюки. Они падают на паркет, и он остается в одних черных носках и боксерах, обтягивающих самую тугую задницу, какую я только видела в жизни.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я предательски хриплым голосом.

– Снимай свою одежду. – Он поворачивается и шагает к кровати с неумолимой решимостью.

– Что, прости? – Я быстро отодвигаюсь на коленях к дальнему краю матраса.

– Раздевайся, – требует Конор.

– Я не буду этого делать.

– Слушай, Тейлор. Мы разберемся с этим, и никаких споров больше не будет.

– Разберемся с чем?

– Я вытрахаю тебе мозги и докажу, что мой член от тебя без ума.

Что, прости?

Даже когда я смотрю на него, мой взгляд невольно падает на его пах. Я не могу понять, выпуклость под тянущейся черной тканью – это стояк или просто его обычное состояние. В любом случае, заявление Конора такое нелепое, что оно вызывает у меня громкий истерический смешок. Потом еще один.

И еще.

Вскоре я начинаю задыхаться и сгибаюсь пополам в болезненном припадке. Я просто не могу остановиться. Каждый раз, когда я смотрю на его лицо, меня накрывает новая волна смеха и из глаз текут слезы. Это выше моих сил.

– Тейлор. – Конор взъерошивает свои волосы. – Тейлор, перестань надо мной смеяться.

– Я не могу!

– Ты наносишь непоправимый вред моему эго.

Я делаю глубокие вдохи. Наконец смех переходит в хихиканье.

– Спасибо, – удается выдавить мне. – Мне это помогло.

– Знаешь что? – рычит он с раздраженным лицом. – Я забираю свои слова назад. Ты чертов криптонит [9] для члена.

– О-о. Иди сюда. – Я забираюсь обратно на кровать и хлопаю по месту рядом.

Вместо того чтобы вести себя как нормальный человек, он берет инициативу на себя и укладывает голову и плечи мне на колени.

От меня не ускользает, что на мне лежит сексуальный мужчина в боксерах. И сложно сосредоточиться, когда он выглядит так… ну, вот так. Я не впервые вижу Конора полуголым, и все же повторный эффект не менее впечатляющий. Он – это то, что парни представляют в зеркале, когда поднимают гири и позируют для селфи в спортзале. Каждый придурок в майке думает, что он Конор, мать его, Эдвардс.

– Поверить не могу, что ты не разделась, – с укором говорит он.

– Прости. Это очень милое предложение, но при всем уважении я отказываюсь.

– Что ж, ты у меня первая.