Я хихикнула. Надо же, а мы с ним на одной волне.

— Это не мутант, — тем не менее возмутилась. — Это мой будущий фамильяр Мотя!

— Вот это твой будущий фамильяр? — парень так удивился, что я почти обиделась.

— Между прочим, уникальный экземпляр! Такой расцветки точно ни у кого нет и не будет!

— Откуда такая уверенность?

Умеют же некоторые личности задавать неудобные вопросы!

— Вряд ли кто-то еще раз решится ради такой расцветки взорвать ведьминскую лабораторию… — грустно буркнула я.

Брови парня в удивлении взметнулись вверх, и он даже присвистнул:

— Ничего себе!

— Я не специально. 

— Нет, конечно, я уже понял, что ты недоразумение, но чтобы…

— Слушай, или ты заканчиваешь эти словоизлияния, или так же, через окно, покидаешь эту комнату!

— Ладно! — он поднял ладони. — Молчу. Так что, будешь вызывать фамильяра?

— Буду, — все еще насуплено ответила я. — Помоги убрать коврик.

Он скатал небольшой коврик, который лежал посередине комнаты, и я начала чертить небольшую пентаграмму. Вышло не так чтобы идеально, все же я еще учусь, но все основные знаки, показанные мамой, я нарисовала точно. Даже специально сверилась со своими записями. 

Расставила по сторонам света свечи и усадила в середину уснувшего от свалившихся на его долю потрясений зайчика. Подожгла свечи, подсыпала в них немного фимиама — хоть и не очень люблю этот запах, но надо, значит, надо — и начала читать слова призыва истинного фамильяра. Оказывается, есть еще условные и искусственные, но эти для других целей.

Никогда прежде вот так, напрямую, не обращалась к миру духов, да и не верила в его существование, а тут стою над пентаграммой, приподняла для достоверности руки и все равно не верила, что у меня что-то получится. Еще и этот Гор внима-а-ательно так на меня смотрит, будто хочет понять, как я колдую. А мне бы самой понять, как это делать! Вон, похоже, что ничего у меня не получается.

— Слушай, не смотри на меня так! — наконец, не выдержала я.

— Как?

— Пристально!

— А как смотреть?

— Да никак! Отвернись вообще! А то я не могу сосредоточиться!

— А если что-то пойдет не так, я тебя спиной защищать, что ли, буду?

— Да хоть попой! — закатила я глаза и…

…услышала ироничное из пентаграммы:

— Какая занятная ведьмочка.

Я тут же повернула голову и увидела, что внутри пентаграммы все словно покрылось рябью, но все цвета сделались слишком яркими и нереальными. Изредка там, внутри, что-то вспыхивало и гасло. Создавалось впечатление, что кто-то сдернул тонкий слой реальности, открыв окошко куда-то, куда заглядывать нельзя. И в этом мареве мелькали разные тени, но говорила со мной самая большая, зубастая и, похоже, очень опасная. По крайней мере, все остальные тени подлетать к ней явно опасались.

— Здрасте, — наконец, удалось произнести мне.

— Ну, здравствуй, — голос говорившего напоминал шелест сухих листьев. — Ты хочешь призвать духа? Для чего?

И такой силой от него повеяло, что я отчетливо поняла: моя пентаграмма этого духа не удержит. 

Мама рассказывала о случаях, когда неопытной слабой ведьме без страхующих удавалось призвать очень сильного духа. Такой дух в отместку за то, что его потревожили, вполне мог вселиться в саму ведьму и несколько часов куражиться в нашем мире. Потом, конечно, уходил — без завершения ритуала он долго существовать тут не может — только вот неудачливые ведьмы после таких выкрутасов выживали очень редко. 

Я сглотнула вязкую слюну и честно ответила:

— Хочу, чтобы он стал мне другом и помощником.

— Другом? Хм… Не слугой?

Вот честно, никогда не рассматривала фамильяра как слугу. А глядя на маму и ее Шебу однозначно понимаешь, что они друзья и никак иначе.

— Мне слуга не нужен, а вот от друга я бы не отказалась.

— Какая занятная ведьмочка… — повторился он и оказался у самого края пентаграммы, вглядываясь в меня, будто проверяя, лгу я или нет. 

— А что? Кто-то хотел слугу? — внезапно стало мне интересно.

— Были такие… дурочки. Меня слугой сделать невозможно. По крайней мере, вам — ведьмам.

— А кто может?

— А тебе это правда так интересно?

Язык мой — враг мой. В этот момент я очень отчетливо поняла смысл этого высказывания. От тихого шепота-шелеста этого духа меня пробрал озноб, краем глаза я заметила, как Гор напрягся и — почувствовала — начал магичить. Даже сама не знаю, как это поняла — почувствовала. Судя по всему, дух это тоже ощутил, но обратил внимание на мага лишь на долю секунды.

— Н-ну мне вообще-то все интересно. Я же ведьма и хочу ведать, — меня словно за язык кто-то тянул. — Но если вы не хотите говорить — не надо, я не настаиваю. У каждого ведь бывают свои тайны. Зачем мне ваши? И вообще, если вы не хотите со мной дружить — я не настаиваю.

— Дружить? А почему бы и не попробовать… — явно задумался дух.

— Нет, если вы не хотите, то не нужно! Я же говорю: я не настаиваю! — тут же затараторила я, искренне надеясь, что это опасное страшилище сейчас уйдет, и я смогу выдохнуть.

— Ты передумала со мной дружить? — явно собрался обидеться дух.

— Нет! Что вы! Я только за! У меня таких друзей еще не было! Но, возможно, вам будет неудобно в этом теле… — я указала рукой на зайца.

— Хм... Он тебе нравится?

— Ну да. Его зовут Мутант или Мотя.

— Шшш… — странным шипящим звуком рассмеялся дух. — А почему бы и нет? Здесь скучно, а с тобой, похоже, я не заскучаю.

— А как же зубы, когти, устрашающий вид? Вам правда все подходит?

— Походит. Я согласен быть твоим фамильяром, забавная ведьмочка-маг. Давай завершай ритуал и… мы же друзья? Давай на «ты».

— Ага…

Переспрашивать его еще раз, точно ли он согласен стать моим фамильяром, я не стала, хотя очень хотелось. Но было ощущение, что в этот раз он обидится, а обижать нового друга не хотелось, ибо это было чревато.

А потому я потянулась к нему всем своим существом, словно делясь с ним чем-то очень важным, а он это брал и словно менялся сам. А потом я произнесла последние слова, которые заучила на древнем языке и которые переводились на современный язык довольно странно:

— Ты дал согласие быть рядом, тебе живот, тебе вода, я все даю и частью духа делюсь с тобой навсегда. Теперь мы разные с тобою, но тем едины навсегда, душой и верностью скрепляем сей договор на все времена!

С последним моим словом внутри пентаграммы все засветилось, на мгновение лишая зрения, а потом все резко стало как обычно.