Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они достигают зала суда, в котором уже расселись жюри присяжных и тут и там представители прессы. Он изучает лица журналистов одно за другим, ищет, надеется увидеть Кеке. Конечно же, она будет присутствовать? В лучшем случае, чтобы поддержать его, в худшем — убедиться, что его допросят с пристрастием и признают виновным. Но даже так, он хочет, чтобы она пришла: в толпе ни одного знакомого лица.
— Сейчас будет? — спрашивает он Лавмор. — Суд? Уже?
— Вы всегда недовольны, вы преступники, — говорит он, — ноете, ноете и ноете, чтобы суд был быстрее, а потом, когда его получаете, жалуетесь. Мы не можем держать вас в колонии «ЛЕД» вечно, знаешь ли.
Да, Зак знает. «ЛЕД» стоит государству денег, в то время как Крим-колонии почти что станок по печати денег. Они не хотят, чтобы уроды оставались здесь дольше минимально необходимого.
— Но у нас даже пока нет стратегии защиты.
У тебя есть возможность связаться с мистером Мпанги.
— Вы шутите.
Он не шутил.
— Это не суд. А подстава.
Лавмор пожимает плечами.
— Ты не очень-то сотрудничал. Человек, которому предложили бесплатного юридического советника.
— Меня даже не побрили. Я все еще в тюремном комбинезоне.
Его ярко-оранжевый комбинезон будто кричит «опасный преступник», как и его зудящая трехдневная щетина. Его волосы грязные, а под глазами залегли темные круги.
— Не переживай по этому поводу, красавчик, это не конкурс «Мистер Вселенная». Тебя будут судить не по тому, как ты выглядишь.
Зак очень хорошо знает, что всех и везде судят по тому, как они выглядят, и он знает наверняка, что в данный момент он выглядит именно так, как они хотят, чтобы выглядел: как деградировавший серийный убийца.
Лавмор ведет его к месту в переднем ряду зала суда, рядом с Мпанги, который здоровается с ним кивком.
— У вас есть план? — шепотом спрашивает Зак.
— Конечно.
Тот улыбается: эбонитовый Чеширский Кот.
Зак снова ищет взглядом в зале суда Кеке.
В помещение входит трио судей, и все встают. Зак не узнает ни одного из них.
Вслух зачитывают список обвинений против него, угловые камеры записывают приглушенные возгласы из толпы позади него. Ведущий судья без остановки перечисляет имена каждой жертвы, одно за другим, чтобы жюри присяжных почувствовало обвинение в массовых убийствах, как тяжелое одеяло на своих плечах. Это их работа — очевидное, негласное сообщение, добиться справедливости для этих людей. Жюри присяжных по очереди одаривает его подозрительными взглядами, в уме они уже, вероятно, все решили.
Главный судья, наконец, добирается до конца списка: 108 пунктов обвинений в преднамеренном убийстве. Наступает мгновение безмолвия, возможность осознать тяжесть обвинений против него, а затем главный судья хлопает ладонями.
— Что ж! Давайте начинать.
Глава 22
Хлеб & Зрелища
12 годами ранее. «ЛЕД», Йоханнесбург, 2024
Каждый день, как Зака приводят в зал суда, он ищет взглядом Кеке и столько же разочаровывается. Конечно же, однажды она появится. Это начинает ощущаться неразделенной любовной интрижкой криминального толка. Каждый день он все глубже погружается в отчаяние. Он много недель не принимал душ и не высыпался. Каждую ночь его преследует маячащий силуэт Бернард. Он лежит без сна, ожидая ее прихода, а когда она появляется, ведь она всегда появляется, то лежит и прислушивается к ее дыханию, в то время как адреналин будоражит его кровь и не дает еще долго уснуть после ее ухода.
Почему Бернард преследует его? Почему она наблюдает за ним спящим? Она знает, кто он на самом деле?
Невозможно.
Он умолял Лавмора дать ему что-нибудь почитать, что угодно, чтобы прекратить медленную атрофию своего мозга. Это одна из самых больших трудностей нахождения здесь. Он может жить без душа, без компании, а в последнее время и без зубной щетки, но без сна и чтива однозначно сойдет с ума. Каждый день в этом месте на шаг приближает его к бредовому исступлению.
Мпанги едва заметно нюхает воздух, а затем немного отодвигается от Зака. Он его не винит. Зак бы сам от себя отсел, если бы мог. Как можно дальше. Возможно, если он старательно представит метафизическую петлю палача, которую они пытаются на него накинуть, она материализуется. Что-то вроде кота Шредингера. Петля Шредингера?
«Встать! Встать! Внимание!»
Закери Гердлер и жив, и мертв одновременно.
— Когда я смогу выступить за трибуной? — спрашивает он Мпанги.
Брови «пирата» взлетают вверх.
— Ты не будешь выступать за трибуной.
— Разве они не хотят услышать мои показания? Разве им не нужно задать мне вопросы?
Он качает головой.
— Что, если я хочу что-либо сказать?
— И что бы ты сказал?
— Я мог приготовить речь. В свою защиту.
— Это не «Закон и порядок».
— Мпанги. Мне нужно выбираться отсюда к чертям.
— Просто дай мне выполнить свою работу.
— Но ты не выполняешь свою работу! В этом-то и проблема. Мы просто сидим здесь весь день и наблюдаем, как прокурор рисует из меня злодея.
— Ты должен доверять судебному процессу.
Зак даже не знает, почему он спорит. Все равно не может рассказать правду о том, чем занимается. Может быть, он думает, что без весомых улик, потому что знает, что они не существуют, присяжные не смогут осудить его. Но, похоже, никто не возражает против этой маленькой детали. На самом деле, у него складывается ощущение, что большую часть времени эти люди даже не слушают. Он подозревает, что один из младших судей даже не слышал и слова за все время суда. Зак видел, что у того в ушах беспроводные наушники, а правой ногой он постоянно постукивает по полу. А присяжным, мечтающим об обеденном сне, похоже, и вовсе не требуется дальнейших доказательств его вины. По их острым взглядам, он видит, что они настроены против него с самого первого дня.
Прокурор завершает свое выступление и благодарит свидетеля. Женщина встает, чтобы покинуть трибуну.
— Разве не будет перекрестных допросов? — шепотом спрашивает Зак.
Мпанги пожимает плечами и морщит нос. Не, говорит язык его тела. Будто кто-то угостил его холодным чаем.
— Следующий свидетель! — выкрикивает главный судья.
Зак непроизвольно представляет, что он попал в какую-то ленту Мебиуса, приправленную Кафкой, суд в стиле Льюиса Кэролла, где все сошли с ума и всем все равно.
— Следующий свидетель! — произносит судья, но с тем же успехом он может кричать: «Отрубить ему