Себастьяну нельзя занимать телефон и надо поберечь батарейку. Майка говорит про горы, окутанные дымкой, про голубые глаза озер, обращенные к синему небу. Про бассейн, сауну и массаж. Про коктейль «Куба либре».

— Майка!

Получилось резче, чем он хотел. У Себастьяна не хватило терпения настроиться на соответствующий тон.

— Что с тобой? — Слабый отголосок его испуга закрался и в ее голос.

— Я не могу говорить долго. Батарейка.

— С Лиамом все вышло как надо?

— Он проспал всю дорогу.

— Ты дома?

— Почти.

— У тебя точно все в порядке?

— Конечно. Батарейка, Майка…

Коротенькая мелодия, и дисплей на прощанье высвечивает двух сплетенных рыбок. Себастьян так и не понял, что ему хотел сказать этими рыбками изготовитель телефона. Сделав еще одну попытку включить свой мобильник, он доходит до указания ПИН-кода, затем подсветка клавиатуры гаснет. Он хочет положить голову на раскрытую газету и вдруг видит, что она уже там лежит. В трех сантиметрах от его правого глаза на него с улыбкой смотрит белокурый мужчина. Этот мужчина — он сам. Подпись под рисунком он знает уже наизусть. «Все, что возможно, происходит в действительности. Профессор Фрейбургского университета объясняет теории Убийцы из машины времени».

У него уже нет сил удивиться, когда кто-то вдруг окликает его по имени. К столу подходит кассирша. Желто-красный рисунок ее передника расплывается у него перед глазами.

Позвонившая женщина не попросила его к телефону. Она велела только передать, что если Себастьян хочет, он может вернуться к своей машине.

Фонари на парковочной площадке облачились в широкие юбки из света. Без грузовиков по бокам пустота на месте машины Себастьяна перестала быть пустотой, превратившись просто в некое ничем не выделяющееся место на черном асфальте. Теперь же, напротив, все сплошь стало одной пустотой — все, кроме «вольво», который как ни в чем не бывало стоит на своем месте. Тень Себастьяна мчится впереди, обгоняя хозяина, и кидается к водительской дверце; она не заперта, заднее сиденье пусто. Багаж Лиама отсутствует. Дно багажника давно пора пропылесосить.

Зажигание не срабатывает на поворот ключа. Себастьян нагибается и отыскивает внизу парочку свободно болтающихся проводов. Он соединяет концы, и мотор заводится. Когда его ноги касаются путаницы торчащих проводов и железок, фары начинают мигать, а мотор чихает. Себастьян разводит колени как можно шире, включает передачу и трогается.

По А81 плывут к своим неведомым пунктам назначения редкие машины. После первых нескольких километров Себастьян включает радио: «I haven’t moved since the call came». Он монотонно подпевает льющимся из радио словам.

Нужный дом стоит в самом конце тупика, спесиво отмежевавшись от остальных зданий, словно бы он горд тем, что служит жилищем одиночки. Глядя на сад, даже в темноте видно, что днем там не играют дети и что газон подстригает платный работник. На полоске травы возле въезда, вытянув шею, красуется каменный журавль, удержанный на земле в момент взлета. Его окружает тусклая аура предмета, которым никогда не любовался ничей глаз.

Для того чтобы узнать адрес Даббелинга, Себастьяну даже не понадобилось звонить в справочное. Достаточно было посмотреть по записной книжке Майки. Вот уже два часа он сидит на корточках за мусорными баками, прислонившись спиной к стене дома. Сквозь щель между баками он наблюдал роскошный закат (в небе — трехцветное море красок, в придачу — гряда облаков с золотыми краями) и немного впал от этого в меланхолию, как и положено при созерцании оптических феноменов на вечереющем небе. Равнодушная к этому зрелищу ночь настала в положенный час. С тех пор как стемнело, Себастьян коротает время, разглядывая мерцающие окна соседнего многоквартирного дома. По крайней мере в трех квартирах люди смотрят в гостиной один и тот же фильм. Недавно на экранах полыхал пожар, потом была перестрелка. В настоящий момент идут спокойные кадры, в которых убийца объясняет своей жертве смысл предпринятых им действий. Затем следуют лихорадочные вспышки рукопашной схватки, которая прерывается зарницами рекламного ролика. Себастьяну кажется, что он уже угадал, кто преступник.

Время от времени он переносит вес тела с одной ноги на другую, разминая колени, чтобы в решающий момент, выскочив из засады, не спотыкаться на занемевших ногах. На удивление быстро по штыку лопаты, которую Себастьян нашел в сарае, переползает улитка. С каждым разом, как Себастьян смотрит на свое орудие, оно почему-то оказывается от него дальше, чем он думал, и он каждый раз пододвигает его поближе.

По увеличившейся продолжительности отдельных кадров и неярким цветам Себастьян догадывается, что соседи уже смотрят новости. Двери и окна дома Даббелинга выглядят точно нарисованные. Себастьян уж начал было сомневаться, что хозяин когда-нибудь вернется домой, как вдруг сад пришел в волнение. Автомобильные фары внезапно выхватили кучку деревьев и тут же отшвырнули ее назад в темноту. Партизанами перебегают через лужайку тени. Ограда наклоняется влево, журавль поворачивается вокруг своей оси. Себастьян подобрал под себя ноги и, уперевшись в землю тремя пальцами каждой руки, изготовился, как спринтер перед стартом. Решетка ворот распахивается. Автомобиль подъезжает к дому и останавливается в нескольких сантиметрах от стены. Вздох тормозов, и фары гаснут. Сквозь щель между баками Себастьян наблюдает за тем, как Даббелинг выходит из машины, театрально зевает и потягивается, расправляя плечи, затем отворачивается и достает с заднего сиденья портфель. Никаких неожиданностей: ни дамочки, выкарабкивающейся с переднего пассажирского сиденья, ни возвращающегося с прогулки запоздалого прохожего возле ворот. Даббелинг вернулся один.

В сущности, Себастьян — слабохарактерный человек. Знакомые и сослуживцы, возможно, сказали бы, что у него сильная воля, но, если всерьез, думает Себастьян, наблюдая за Даббелингом, сила воли-то как раз и выдает в человеке слабохарактерность. Из-за слабохарактерности он все время вынужден проявлять волю. Он вынужден все время трудиться и напрягаться, предпринимать попытки и тренироваться, в то время как у сильного все происходит как бы само собой. Порой ему требуется делать усилие над собой, для того чтобы просто посидеть на скамеечке на берегу Дрейзама, глядя на соответствующий участок реки. Насколько же больше энергии требуется для того, чтобы протянуть руку и схватить черенок лопаты! Себастьян бережно пересаживает улитку на песок и лишь затем поднимает с земли свое орудие.

Даббелинг, как по заказу, замер и простоял истуканом все время, пока Себастьян додумывая начатую мысль до конца. Шум собственных шагов воспринимается его слухом как посторонний звук, будто это кто-то другой большими скачками пересекает подъездную дорожку — некто, за кем Себастьян принужден следить в роли невидимого наблюдателя. Доктор тоже уловил скрип гравия. Он распрямляется. Ошарашенно глядит на приближающегося Себастьяна. Лопата взмывает вверх, следует глухой удар. Вместо того чтобы рухнуть, Даббелинг поднимает голову и смотрит поразительно безмятежно. Себастьян отодвигается для следующего замаха, поворачивает лопату острым краем штыка книзу и что есть силы опускает ее на голову жертвы. Тотчас же с лица Даббелинга сбегает все, что в нем было человеческого. Запахло содранными до крови коленками, сладковато и железисто. На пять голосов щелкает запирающее устройство в судорожно сжавшейся руке доктора. У Даббелинга подламываются колени, он кое-как удерживается и, покачнувшись, цепляется слабеющими пальцами за машину. От следующего удара ноги и руки задергались, как от электрического тока. Но тело все еще отказывается опускаться на землю. На заплетающихся ногах он подается в сторону. Следующий удар Себастьяна падает в пустоту, и, прежде чем он успевает осознать происходящее, Даббелинг пускается бежать. Ослепленный и, вероятно, ничего не соображающий, он, едва увернувшись от елки, всем телом налетает на решетку, и у него еще хватает сил уцепиться руками за прутья. Одним махом он заносит тело наверх, переваливает его на другую сторону и проваливается в бездонную тьму. В ночи сверкают сполохи телевизоров. Себастьян слышит крики, выстрелы и нервозное завывание американских полицейских сирен. Вспышки света дотягиваются до палисадника, пляшут по фасаду. Их дергающееся мигание обретает размеренный ритм и перетекает во вращающийся луч синей мигалки. Пахнет свежескошенной травой.