— Португалия — это то же самое, что Италия?

— Нет, это разные страны, хотя обе находятся в Европе.

— Но я хочу поехать в Италию, как моя мама и Ноли.

— Хорошо, возможно, тебе это удастся. В любом случае, в Португалии очень красиво. Тебе понравится. А сейчас думай о том, что тебе нужно получать только самые лучшие оценки. Самые лучшие.

— Да, донья Натерсия, я буду их получать, я вам обещаю.

Так и было. Сан сразу же стала лучшей ученицей в своем классе, и, наверное, даже во всей школе. Она быстро научилась читать и писать, а также выполнять основные арифметические действия и выучила все карты. Карты ее увлекали. Она часами могла их разглядывать, смотреть местоположение Кабо-Верде, Португалии и Италии, измеряя расстояние, отделявшее ее от этих двух стран, с которыми она связывала свое будущее. Целый палец до Португалии, и почти еще один до Турина, где жила ее мать. По вечерам в пятницу, когда она возвращалась в свое село. Сан поднималась до часовни на Монте-Пеладу, откуда виднелось море. Учительница объяснила ей, в какой стороне находятся эти страны. Девочка садилась на скалу, смотрела на северо-восток и думала о том времени, когда она будет знать, как лечить кашель, который не дает спать по ночам, что делать, чтобы избавить от жара дрожащее маленькое тело, или как покончить со страшной диареей. Ее сознание уносилось туда, где были разноцветные книги и тетради, громадная аудитория, где учительница, такая, как донья Натерсия, будет рассказывать ей про каждый телесный недуг и средство против него, и где есть маленькая, всегда наполненная светом комнатка, в которой можно часами делать уроки, никогда не чувствуя усталости. Вся ее жизнь приобрела тот единственный смысл, так, будто она следовала по тропинке, устланной ковром, в рай. Место, где лежали сокровища на расстоянии вытянутой руки. Тогда Сан напевала старую морну[3]: «Кто показал тебе этот путь, который ведет тебя так далеко, этот путь до Сан-Томе? Тоска, тоска по родной земле, Сан-Николау». И девочка смеялась. Она знала, что не будет тосковать, когда уедет далеко, потому что вернется, привезя с собой все самое лучшее, что только сможет.

Но эта огромная мечта рассеялась, словно белое легкое облачко в июльский день, когда Сан окончила последний курс начальной школы, ей только исполнилось двенадцать, и начались каникулы. В следующем учебном году она уже поступила бы в лицей, чтобы начать учиться в средней школе. Ей бы пришлось уехать жить в Вилу, и искать себе съемную комнату. В этот вечер она с большой грустью попрощалась с доньей Натерсией, которая расцеловала ее и несколько раз повторила, что ей нужно двигаться вперед и что она ее всегда поддержит. И что надеется, что когда будет старенькой, Сан будет ее врачом, лучшим врачом Кабо-Верде.

Девочка пришла домой, наполненная гордостью, с синей лентой и грамотой, свидетельствующей об ее обучении в начальной школе. Ховита готовила во дворе ужин. Она выглядела беспокойной. Несмотря на то, что она почти не выходила дальше двери, в этот день она сама сходила в огород за самыми лучшими овощами, зарезала курицу, помолола кукурузу как можно мельче, и сейчас пыталась приготовить густую качупу[4]. Но огонь постоянно затухал, сколько бы она ни дула и ни раздувала его старым веером, мука слипалась в комки, овощи почти разварились и рассыпались, поглощенные бульоном, а мясо, наоборот, все еще было сырое. Дело не шло. Как будто бы она никогда не готовила, как будто она ни разу не делала эго блюдо, которым всегда отмечались праздники, рождественские дни, приезд ее детей, которые возвращались на каникулы из Европы.

Конечно, это был особенно трудный момент. Ховита не отличалась сентиментальностью, но ее привязанность к Сан была непоколебимой. Хоть она и обращалась с девочкой строго, она ее любила, наверное, даже больше, чем своих собственных детей, возможно, потому что знала, что это последний близкий ей человек. Когда Сан уйдет от нее, уедет жить в другое место, она останется одна навсегда. Это была безусловная возможность получить удовольствие от капельки нежности, последнее связующее звено с утомительными повседневными заботами — поддерживать порядок в доме и в одежде, позаботиться о пропитании, приготовить, — без которых, как ей казалось, ее существование будет гораздо более скучным и неподвижным. Потому что когда Сан не будет рядом, останутся только духи. А духам все равно, насколько чисто выметен пол, нет ли на кухне пепла и чисты ли простыни.

Ховита была очень недовольна. Ей бы хотелось, чтобы девочка никогда не покидала Кеймаду, но в то же время она понимала ее устремления. Мир очень изменился, как она слышала. Люди путешествовали с гораздо большей легкостью и быстро меняли деревню, остров, страну и даже континент. Раньше нужно было по несколько дней идти пешком и садиться на корабли с бесконечными маршрутами, чтобы куда-либо добраться. Теперь во многих местах были машины и автобусы, и скоростные самолеты, которые могли доставить человека на другой конец света за несколько часов.

К тому же были все эти разговоры про женщин. Ховита слышала, что в странах Европы многие женщины учились наравне с мужчинами и получали профессии, которые на Кабо-Верде до сих пор с трудом можно было представить. В Италии и Португалии было много женщин-врачей, насколько она знала, и то, что Сан хотела стать такой, казалось ей странным, удивительным, но не плохим. Она не могла до конца понять, какой будет жизнь женщины-врача. Ховита спрашивала себя, встретит ли Сан мужчин, которые захотят быть рядом с такой умной женщиной, и как она будет справляться с детьми, когда они у нее появятся. Но старуха признавала, что если она не может себе этого представить, это не означает, что это невозможно. По правде говоря, возможность того, что Сан станет важной женщиной, человеком, который будет спасать жизни, и к кому все будут обращаться на «вы», наполняла ее восхищением. Часто по ночам, когда девочка терпеливо училась читать и писать, склонившись над тетрадью в свете свечи, Ховита чувствовала зависть и иногда задавалась вопросом, была бы у нее самой другая судьба, если бы она могла ходить в школу. Ей казалось, что эти черточки, нарисованные на бумаге, были частью магического обряда, церемонии, которая, безусловно, меняла ход событий в мире, создавая различные энергии и открывая двери в места, которые, если не знать всех этих премудростей, остаются недоступными навсегда.

И теперь Ховите нужно было сказать Сан, что ее путь в этот, без сомнения, лучший мир закрыт навсегда. Все разрушило несчастье, в единый миг выстроившее стену между девочкой и ее будущим. Два месяца назад Ховита получила от Карлины письмо. Обычно, когда приходили письма — пять или шесть раз в год, — Ховита дожидалась, пока девочка придет из школы и прочитает ей известия вслух. Но в том случае странное предчувствие заставило ее поступить иначе. Она стала искать кого-нибудь из соседей, кто умеет читать. И тогда она узнала о несчастье: Карлина потеряла работу. На протяжении шести лет она работала прислугой в одном доме, присматривая за тремя детьми и выполняя всю домашнюю работу. Но ситуация поменялась: она случайно забеременела, и на четвертом месяце, когда уже невозможно было скрывать ее положение, хозяйка выгнала ее на улицу. Конечно же, она не сказала Карлине, что это из-за беременности. Хозяйка объяснила ей, что ее дети уже выросли, и в ней уже нет необходимости, но Карлина знала, что это неправда. Самое ужасное было то, что теперь, с ее животом и раздутыми венами, она не сможет найти работу. Это означало, что она не может больше присылать денег. Того, что зарабатывал ее муж на фабрике, едва хватало на то, чтобы платить за жилье и питаться. Они вынуждены были сократить расходы, что было очень сложно как раз тогда, когда они ждали ребенка. Карлина просила Ховиту несколько месяцев содержать Сан, пока она не родит и не найдет новую работу.