После того, как Ховите прочитали письмо, она уселась на пороге своего дома и глубоко задумалась. Старуха была уверена, что Карлина рассказывает ей правду: она слышала подобные истории. Наверное, в Европе женщины становились слабыми, когда беременели, и уже не годились для работы. В любом случае, Ховита была уверена, что денег из Турина ей больше никогда не пришлют. Даже если Карлине удастся найти работу с ребенком на руках, все деньги, что она будет зарабатывать, уйдут на него. Кроме того, через несколько месяцев она привыкнет к мысли, что Ховита заботится о Сан, не получая ничего взамен, и решит, что так может продолжаться и впредь. Но даже если в конце концов она сдержит свое слово, в течение долгого времени у старухи и девочки не будет больше средств к существованию, кроме тех денег, которые они получают от сыновей Ховиты. А с каждым разом денег становилось все меньше. Лицей стоил дорого. Надо было платить аренду, за зачисление, за кучу тетрадей и учебников. Если она будет тратить такие суммы на образование девчонки, ей почти ничего не останется на старость. Ей нужно было принять решение. И это было важное решение, ведь на разных чашах весов находились ее совесть и благосостояние, ее будущее и будущее Сан. Прежде чем сказать ей что-либо, Ховите нужно было посоветоваться с Сократесом.

Вот уже несколько лет Сократес удостаивал ее своими визитами. В одно из воскресений он внезапно появился рядом с ней, лежа на кровати. Ховита еще в полусне ощутила тепло его тела, почувствовала его дыхание у себя на затылке. Повернувшись, она увидела его, улыбающегося; его пухлые губы были приоткрыты, а глубокий взгляд наполнен радостью. Эта встреча стала одним из самых знаменательных моментов в жизни Ховиты. Кроме того, в отличие от ее матери, Сократес мог говорить. И говорил много в течение того короткого времени, что был с ней в слабом золотистом свете раннего утра до тех пор, пока не исчезал в тот момент, когда солнечные зайчики начинали стучаться в окно и все вокруг вновь обретало тень, а птицы принимались воодушевленно щебетать с первыми несмелыми лучами зари. Тогда он вмиг исчезал, оставляя тень своего запаха на простынях.

Ховита привыкла к беседам с Сократесом. Он являлся каждое воскресенье, и они тихонько шептались, чтобы не разбудить Сан, которая все еще спала. Сократес не предупреждал ее о плохом, в отличие от других духов. Однако его молчание в действительности объяснялось любовью к ней: он не хотел ее пугать. Напротив, он утешал ее в трудную минуту, успокаивал, если она нервничала, поддерживал ее в грустные дни и всегда давал мудрые советы. А еще он много шутил с ней и говорил разные пикантные слова, которые заставляли Ховиту чувствовать себя все еще желанной. Загвоздка состояла лишь в том, что они, естественно, не могли прикоснуться друг к другу.

Ховита с тревогой дождалась воскресенья. В ту ночь она не сомкнула глаз, и когда Сократес явился, она сидела на постели с покрасневшими глазами и сильной головной болью, пульсировавшей в висках. Ховита даже не дала ему полностью проявиться:

— А знаешь, что случилось с Карлиной? — сразу же спросила она, когда еще даже не вполне различала его силуэт.

— Конечно, знаю.

— Что мне делать? Если я потрачу деньги на Сан, то не смогу накопить для себя. Но если не потрачу, разрушу ее планы. Эго ужасный выбор.

Сократес глубоко вздохнул и неспешно, но очень ясно произнес так, словно боялся, что Ховита не до конца поймет его:

— Ты должна подумать о себе. Она вырастет, и у нее будет своя жизнь, лучшая или худшая. Она уедет отсюда и оставит тебя одну. Тебе понадобятся деньги, чтобы заботиться о себе. Возможно, однажды тебе придется лечь в больницу. Или переселиться в этот дом престарелых, который находится в Виле. И надо будет платить.

— Ты хочешь сказать, что я заболею?

— Нет, что ты. Я не знаю, что будет с тобой через столько времени. Я просто предполагаю, как могут сложиться события. Побудь эгоисткой. Подумай о себе. Но дай девочке закончить этот учебный год. У тебя будет время, чтобы сообщить ей плохие новости. Ты сегодня очень хорошо выглядишь…

Ховита поправила рукой волосы:

— Но я ведь совсем не спала!..

— Ты помнишь, в самом начале мы проводили ночи без сна? Тогда, когда ты недосыпала, тебе это очень шло… Ты просыпалась такая красивая, как спелая гуава. И сегодня ты такая же.

— Ах ты, льстец!..

Ховита закончила готовить свою неудачную качупу. Сан уже накрыла на стол. Девочка не сняла яркую синюю ленту, которая пересекала ее желтое платье. Они сели за стол, и Сан стала раскладывать по тарелкам еду, благодаря Ховиту за то, что она приготовила такое особенное блюдо по случаю окончания начальной школы.

Старуха взглянула на нее. Милое круглое личико и огромные глаза девочки радостно и воодушевленно улыбались. Ховита не могла больше ждать:

— Ты не сможешь поступить в лицей. У меня нет денег. Твоя мать уже не работает и не может мне ничего присылать.

Ложка выпала из руки Сан в тарелку. Бульон качупы разбрызгался, испачкав ленту дюжинами жирных пятен всего за долю секунды, безвозвратно испортив яркую нейлоновую ткань. Девочка ошеломленно уставилась на них, сосредоточив все свое внимание на этих крохотных коричневатых брызгах, которые навсегда испортили самый лучший день в ее жизни и в один миг разбили все ее надежды и мечты. Так лавина в одночасье уничтожает многолетний труд, срывает дома, убивает воспоминания и вырывает с корнем сады, уносит за собой все усилия, которые вложены человеком, чтобы создать очаг, иллюзию убежища от жестокостей мира. Сан отчаянно расплакалась:

— Моя лента!.. Моя лента испорчена!..

Сан провела весь последующий год, словно в стеклянном шаре. Она была в нем, робкая и застывшая, а жизнь протекала где-то над ней, со своими рассветами и закатами, играми и обязанностями, улыбками и маленькими печалями. Обычная жизнь двенадцатилетней девочки, живущей в отдаленном селе на Кабо-Верде и уже не ходящей в школу.

Но ей не удавалось поймать ее. Ниточка, связывавшая ее со всем, чем она собиралась стать, оборвалась тем июльским вечером, когда Ховита сообщила девочке, что она не будет продолжать учиться, и Сан не оставляла попытки восстановить эту связь. Она была еще слишком маленькой, чтобы понять это, но на самом деле она потеряла важную часть себя, ту, которая должна была развиваться в будущем, возникнуть из маленького кокона, в который девочка все еще была заключена, и предстать во всем своем великолепии, отбрасывая могучую и благотворную тень на этот мир.

Каждое утро Сан просыпалась, чувствуя глубокую опустошенность. Она отчаянно скучала по школе, по долгим прогулкам до Фахи в живописных лучах рассвета, по молчанию остальных ребят во время уроков и их же болтовне на переменах, по шероховатым обложкам книг, по удовольствию постепенно заполнять свою тетрадь, по сильному запаху мела, ластиков и карандашей. Сан скучала по знаниям, в которые она научилась погружаться, словно жаждущий, который ищет облегчения в прохладной воде. А также по теплому и подбадривающему присутствию доньи Натерсии.