— И сейчас война! — загромыхал Дрогин, и я вдруг хорошо представил его в форме прапорщика. — Война идёт всегда! Это американцы вам про экологию рассказывают, чтобы вы обороноспособность страны саботировали! Интернетов поменьше читайте! Вы металл стране даёте! Вы танки делаете! Или всё это на «Сникерсы» поменять? На «Марсы»? Так не надо было идти в металлурги! Шли бы вон в ларёк сигаретами торговать! А тут не для девчонок работа!

— Ты политпропаганду кончай, — Пряжкин вытеснил Дрогина из кольца рабочих. — За спасение души потом поговорим. Тебе объясняют: люди сознание теряют от загазованности. Шутки, что ли?

— А пусть не теряют. А кто теряет, пусть ко мне приходит и будем решать индивидуально, что с падучими делать!

— Скотина! — процедил Пряжкин, но внезапно получил прямой удар в лицо.

Бил Дрогин неумело, полусжатым кулаком, в нос, но цели достиг: старик потерял равновесие и осел на пол. Рабочие оцепенели и притихли. Кто-то буркнул:

— Зачем в морду-то сразу?

Дрогин подскочил к Пряжкину, схватил за волосы и хлестнул ладонью:

— Будешь мне тут советы давать! — ревел он.

Я схватил Дрогина за влажную рубашку и оттащил от старика. Дрогин попытался ухватить меня, пришлось вывернуть ему запястье и дождаться, пока он заскрипит от боли.

— Ты чего творишь? — крикнул я в его шипящее лицо.

— Осади, ментяра! — заорал он. — Оставь свои замашки. Пусти!

Я отпустил. Дрогин, растирая руку, прохрипел:

— Це-о им мешает… Скоро и не вспомните про него. Начнётся война и будете вкалывать! Распустились! Кредиты, ипотеки, солярисы!

Я наклонился к старику. Тот сидел, качая головой и сплёвывая длинную кровяную слюну. Он смеялся весело, по-стариковски, словно внук рассказал ему смешную шутку:

— Нормально! — напевал он. — Нормально труд охраняют. Рабочий — оплот предприятия! Любуйтесь, пацаны! Даёшь плавку к годовщине Великой Октябрьской! Война у них! В башке у вас война!

— Ты мне про войну не пой! — прикрикнул Дрогин. — Ты много понимаешь!

Я помог Пряжкину подняться и оттащил в сторону:

— Знаешь меня?

— Да знаю я тебя. Рыковановский ты.

— Давай, Василь Петрович, успокой народ. Выдадим СИЗы, воздух проверим, меры примем. Предприятие всё равно не встанет. Будем искать выход, а ты пока не наглей, ясно?

— Ясно, — нехотя буркнул тот. — СИЗы твои от пыли защищают, а тут це-о, понятно, це-о! Угарный газ, розовая смерть! Тут только в противогазе.

— Противогазы раздадим. Терпите пока.

Он посмотрел на меня не зло, скорее, с жалостью. Так смотрят на умалишённых.

На обратном пути я зашёл в свой кабинет, оформил докладную на Дрогина, распорядился провести внеочередную проверку состава атмосферы в ЭСПЦ-2, а затем позвонил в отдел кадров:

— Валя? Это Шелехов. Подготовь документы на увольнение Пряжкина Василия Петровича, начальника бригады ЭСПЦ-2. По каким основаниям? По состоянию здоровья. Направьте на внеплановый медосмотр. И пусть выплатят три оклада.

Я положил трубку, подумал и набрал снова:

— Валя, пять окладов.

Ремонт печи в ЭСПЦ-2 — дело небыстрое. А Пряжкин не угомонится. Рабочие терпеливы, но такие как он, потерявшие страх, способны их разбудить. Таких надо убирать сразу, иначе в нас почувствуют слабину и зараза перекинется на весь завод.

Происшествие взбодрило меня. Я вышел из оцепенения и следующие двое суток в общей сложности спал часа четыре, но многое узнал о последних днях Эдика.

Глава 2. Расследование

Эдуард Самушкин родился в Верхней Пышме в 1991 году. После поступления в УрГУ в 2009 году он переехал в Екатеринбург, где получил степень бакалавра на кафедре «Социологии». Первосортным студентом он не было, дефицит усидчивости компенсировал социальной активностью, был членом студенческого совета при гуманитарном институте и массовиком-затейником на всех вузовских сборищах. Апофеозом его организаторских талантов было участие в подготовке студенческих выступлений 2012 года, после которых он был задержан и на трое суток помещён под административный арест — его едва не исключили из вуза.

С тех пор он изменил повестку, увлёкся урбанистикой и вопросами экологии, примкнув к команде избранного в 2013 году главы городской администрации. В тот момент в Екатеринбурге было двоевластие, и помимо мэра города, лишённого серьёзных полномочий, управлением занимался сити-менеджер. Самушкин находился в оппозиции к последнему, и от лица мэра развернул активную кампанию за сохранение исторического образа города. В 2017 году он был в числе организаторов митингов против строительства искусственного острова на городском пруду Екатеринбурга возле Плотинки, где Дягилев планировал построить храм. Тогда же, видимо, Эдик и привлёк внимание металлургов.

Вскоре после этого он переехал в Челябинск вслед за невестой Илоной, студенткой УрГУ, урождённой челябинкой. Здесь он развернулся с новой силой, организовав экологическое движение «Прозрачная среда». Эдик быстро стал узнаваем в городе, чему способствовала яркая внешность и смелые заявления. Привыкшие к осторожности челябинцы легко поддались на его обаяние.

Связь Эдика с дягилевскими была для нас очевидной, и первое время Рыкованов всерьёз думал о его устранении, но Пикулев был против решительных мер. Вскоре нам удалось раскопать историю из студенческого прошлого Эдика, связанную с наркотиками, после публикации которой его образ в глазах публики потускнел. К тому же он увлёкся светской жизнью, выпивал и утратил форму, и нам удалось представить его как человека жадного до славы, денег и удовольствий. Поэтому Эдик пошёл на негласную сделку и больше не переходил красных линий. Пикулев считал, что его сборища позволяют нам вести учёт городских сумасшедших и чувствовать их настроения.

Я присматривал за Эдиком, но за два года не возникло даже необходимости встретиться — Эдик хорошо понимал намёки. Если на сцене он казался абсолютно бесстрашным, то в жизни был осторожен. О его болезни, про которую говорил Воеводин, мы не знали: своё состояние он искусно скрывал.

В последние полгода у меня было ощущение, что Эдик размяк: он реже писал, его посылы повторялись, и ажиотаж вокруг него спал. Возможно, на него действовала болезнь или он зажирел, но Дягилев вполне мог рассматривать вопрос о снятии его с довольствия. Впрочем, это бы означало, что Эдик может переметнуться на нашу сторону, а значит,