class="p1">– Мэри Элизабет, – говорит он. – Я знаю, что мы пока не готовы, но если однажды мир перестанет содрогаться и погаснет навсегда, я хотел бы встретить этот момент вместе. Когда падало то здание, я мог думать только о том, как же мне повезло наблюдать конец света рядом с тобой. Когда мы поженимся, ты не потеряешь свою свободу, – продолжает Джеймс. – Ты не пожелаешь быть где-то ещё и не захочешь сбежать от меня. Мы будем делать всё, что хотим, потому что будем вместе, а значит, для нас не останется ничего невозможного. Жизнь станет великим приключением.

– Я не понимаю, почему ты говоришь об этом сейчас. – Джеймс сделал что-то незаконное? Или он в опасности? Что-то казалось неправильным. Да, у нас уже случался подобный разговор, но сейчас Джеймс кажется гораздо более напряжённым, чем обычно. – Что-то случи...

– Я никогда тебя не брошу, – перебивает меня Джеймс. – И мне нужно, чтобы ты пообещала, что не бросишь меня.

Он прижимается губами к моей шее, и я склоняюсь к нему, несмотря на все свои опасения. Его губы слишком сильно отвлекают.

– Если я пообещаю, – говорю я, изо всех сил стараясь отогнать мрачные мысли, – ты расскажешь мне, в чём дело?

– Сначала пообещай, – настаивает он.

– Джеймс. – Мне становится жутко; всё ощущение безопасности Вечнозелёного сада исчезает без следа. – Мы должны доверять друг другу. Мы должны быть в состоянии сказать друг другу всё, что угодно. Так в чём дело?

– Я всегда тебя поддерживал, – говорит Джеймс.

– Я знаю.

– Даже несмотря на то, что твоя стажировка ставит меня в неловкое положение на улицах и даже несмотря на то, что мы можем поссориться, если я окажусь в том же положении, что и мой отец.

– Этого не случится.

– Это не исключено. – Лицо Джеймса, озарённое лунным светом, мрачнеет, а ирисы склоняются к нему, словно пытаясь утешить. – Мы не можем предсказать, что случится со Шрамом дальше, и не знаем, кто придёт к власти. Если мы вдруг окажемся проигравшей стороной, кто знает, что будет? Сама знаешь, я не позволю Элите терроризировать Шрам. – Он садится напротив меня. – А что, если я нашёл способ нас обезопасить?

Вот оно, то самое чувство, что тревожило меня. То, что незаметно росло между нами. Я узнаю его.

– Обезопасить? От чего?

– От наших слабостей, – говорит он и изучающе смотрит на меня, ожидая реакции, но я даже не понимаю, о чём он говорит. – Что, если я могу показать тебе кое-что получше, чем управлять этим городом из Центра в качестве копа?

– Джеймс! – Его имя невольно слетает у меня с языка, словно мольба. Я хочу, чтобы он замолчал, так же сильно, как хочу всё узнать. – Мне важно быть копом. Мне важно управлять Центром.

– Я исполню все наши мечты, Мэри Элизабет, – продолжает Джеймс, словно не услышав мои слова. – Ты мне веришь?

Я не отвечаю. Он раскрывает свою ладонь и поднимает её на уровень груди. Мою кожу начинает покалывать, а метка Наследия словно пульсирует.

Из ладони Джеймса вырываются завитки голубого света. Его и моя грудь поднимаются и опускаются одновременно в такт дыханию. Кажется, что мы вот-вот взлетим. Когда в воздухе между нами зависает шар света, мы почти перестаём дышать. Джеймс выглядит каким-то нереальным и чужим, и он гораздо ярче и счастливее, чем когда-либо на моей памяти.

А затем я вспоминаю вспышку голубого света во время Падения, которая причиняла невыносимую головную боль и вырывалась из центра земли, как восходящая молния, как сетка вен. Этот свет выглядит похоже, но он мягче, дружелюбнее. Он не причиняет боли и неотделим от меня. Он словно друг, зовущий к себе. Он часть меня, даже если парит снаружи, он тёплый, волнующий и словно обладает собственной душой, которой готов поделиться с нами.

– Где ты это взял? – спрашиваю я.

– Я не могу тебе сказать.

– Я думала, у нас нет секретов друг от друга.

– Скоро я всё расскажу, – обещает Джеймс. – Доверься мне.

– Я доверюсь, – обещаю я.

«Доверься, – шепчет эхо. – Доверься нам».

– Но Джеймс, – говорю я, пока шар голубого света танцует вокруг нас. – Это же...

– Магия. – Он следит за шаром с таким же вниманием, с каким обычно смотрит на меня.

– Ага, – киваю я.

С мягким тихим жужжанием шар начинает разделяться на отдельные завитки, разрастаясь до размеров небольшого арбуза, а его сияние становится светлее и ярче.

– Он хочет, чтобы ты его приняла.

Иногда я не могу предсказать плохие вещи, которые поджидают прямо за углом. Я не догадывалась о грядущем Падении. Оно было неожиданным. Иногда я не предвижу и хороших вещей, а они могут быть такими же внезапными, как и плохие. Например, после смерти моей семьи я и предположить не могла, что встречу Джеймса и мы залечим раны друг друга. Жизнь часто застаёт врасплох, и за переменами бывает сложно уследить. Но прямо сейчас, глядя на голубой свет перед собой, я чувствую, как в животе что-то ворочается, словно угорь в сухом аквариуме. Я вижу, что этот свет – начало и конец всего. Я понимаю, что должна расспросить о нём Джеймса. Я должна убедить его рассказать, где он это взял, что это такое и что всё это значит. Но я не решаюсь. Я чувствую, что ответ мне не понравится и заставит меня что-то решать. А ещё мы с Джеймсом доверяем друг другу достаточно, чтобы не бояться совершать ошибки. Мы доверяем друг другу достаточно, чтобы не было нужды рассказывать всё. В этом есть особая свобода, и эту свободу я не хочу потерять.

Я продолжаю смотреть на свет и постепенно становлюсь его частью, становлюсь вихрем и понимаю, что свет не просто голубой. В нём есть маленькие фиолетовые и зелёные завитки, а в центре – золотые нити. Этот свет, живой и манящий, тянется ко мне. Долю секунды спустя шар входит в мою грудь.

– Джеймс, – шепчу я и тут же понимаю, что это конец всего, что было раньше.

Прямо здесь и сейчас рождается новое начало.

Джеймс придерживает меня, а в моём сознании вспышками проносятся воспоминания обо всём, что было между нами. Вот он впервые обнимает