Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все так ужасно?
– Наоборот: весело – обхохочешься.
Дашка вновь зевнула и сдалась:
– Ладно. До утра. По дороге я тоже стишок сложила. – Держа меня за руку, она продекламировала:
Одолжу-ка я у Глеба
пядь земли и ломтик неба.
А когда навек усну,
все долги ему верну.
Меня словно током ударило.
– Знаешь, ты кто… – Выдернув руку, я поднялся.
Дашка встала тоже:
– Ты чего?
– Ничего.
– Дурак, это же стишок просто. Шутка.
– Ну и шуточки у тебя, боцман…
– Перестань шуметь. Что я такого сказала?
– Конечно, просто стишок.
– Ну хорошо: ластик! Сотрем его к черту.
Мы принялись вытирать друг другу слезы. Так закончился этот сумасшедший понедельник, и я себя уверил, что вторник уже не застанет меня врасплох. Жаль, вторник этого не знал.
В семь утра, пока Дарья спала, я проделал гимнастику по собственной системе и отправился в шкаф на пробежку. Раздвинув плечики с Дашкиной одеждой, я вышел на зеленый луг и вдохнул цветочные ароматы. Слева от меня шелестел лес, справа – плескалась на порогах река, а метрах в трехстах белел двухэтажный особнячок, в котором недавно жила… Этот дом я построил для хорошего моего друга – Натальи Дмитриевны Салтыковой, единственной феи, повстречавшейся мне за мои 232 года. До нашего с ней знакомства я был убежден, что фей в природе не существует. Во всяком случае, Стивен Пирс, мой учитель, ничего о них не рассказывал, а уж он кого только ни повидал за свои 1648 лет. И вот теперь, глядя на белый особнячок, я в очередной раз проглотил комок в горле. Где вы, Наталья Дмитриевна? Как вам там? Я уверен: где бы вы ни были, вы не сердитесь на меня, мерзавца. Но сам я никогда себя, каналью, не прощу. Как мог я допустить вашу гибель?! Как мог не оказаться рядом?! Вы знаете, графиня, время – не такой уж всесильный доктор, как принято считать: иные раны с годами кровоточат сильнее. И, слава богу, ибо в противном случае мы бы оскотинились. Мое имя Ученик, и поверьте, Наталья Дмитриевна: черт меня дери, я извлеку уроки из своих ошибок.
Из леса доносился птичий щебет, вокруг порхали бабочки, а между редкими облаками сияло солнце, похожее на земное, только оранжевое, словно апельсин. Я бежал вдоль берега так, как мог позволить себе лишь здесь: пятиметровыми прыжками со скоростью километров сорок в час. Периодически делая рывки, я эту скорость удваивал. Дорога была хорошо знакома, ветерок освежал кожу, и пробежка не мешала размышлять. Обдумав вчерашние перипетии, я составил план действий на сегодня. К окончанию пробежки я сформулировал вопросы, ответить на которые необходимо в первую очередь.
Возвращаясь, я пересек луг, затем – пещерку в холме и через платяной шкаф вошел к себе в квартиру. В окно комнаты заглядывало солнце нашего мира, Дарья спала. Но когда после бритья и душа я вышел из ванной, она подскочила ко мне голая и разгневанная.
– Никогда не смей вот так сматываться! – Она помотала указательным пальцем перед моим носом. Зеленые ее глаза искрились. – Понял, засранец: никогда!
Я уточнил:
– Как это – «вот так»?
– Подло и тайно.
– А как надо было уйти на пробежку?
Она встала подбоченясь, прекрасная, как ведьма в майскую ночь.
– Надо было спросить: «Дашенька, можно мне на пробежку?» Я бы ответила: «Нельзя, лежи». Тогда следовало повторить просьбу: «Ну, Дашуня, я ведь ненадолго». Я бы рассердилась: «Ой, кто-то у меня схлопочет!» Тогда надо было попросить изо всех сил: «Ну, Дашулечка, солнышко мое, ну пожалуйста!» Вот тогда, может быть, – я подчеркиваю: может быть! – я бы сказала: «Ой, ну ладно».
Мы оба рассмеялись.
– Ей-богу, тебя просто не бывает, – пробормотал я.
Она посмотрела мне в глаза:
– Вот откушу сейчас письку, тогда узнаешь, бываю я или нет.
Мы опять рассмеялись, и она отправилась в душ.
Тем временем я приготовил гренки с сыром и сварил кофе. На кухню Дарья вошла в голубеньком платье, разумеется коротком, в синих туфельках на шпильке и с моим любимым «конским хвостом».
– Так, – проговорила она, сев за стол, – теперь рассказывай все, чего я не знаю. – И принялась наворачивать гренки с кофе.
– Что ж, – вздохнул я, – как утверждает реклама: ты этого заслуживаешь.
Я вкратце изложил сперва про капитана Сычову, подозревавшую во мне маньяка по кличке Француз, затем сообщил о дружеском визите моего двойника, предлагавшего деньги за мой отъезд из Москвы и грозившего в случае ослушания… Шокирующие детали, само собой, я опустил. Однако и общей канвы Дашке хватило вполне. Сперва она замерла с надкушенным гренком, потом вообще про еду забыла. А в финале пересела ко мне на колени и обняла за шею.
– Ни фига себе!
Я погладил ее «конский хвост».
– Метко подмечено.
Она посмотрела мне в глаза:
– Ты же знаешь, какая я трусиха.
Пряча улыбку, я кивнул:
– Увы.
Она не отводила тревожных глаз.
– Выход один, любовь моя: надерем им задницы.
– Кому? – уточнил я.
Она чуть подумала:
– Тому, кто этого заслуживает.
– Опять в самую точку, – усмехнулся я. – Слезай, пора за дело приниматься.
– Не слезу.
– Слазь, говорю. Мне позвонить надо.
Дашка расторопно подала телефон.
– Буду подслушивать, – сказала она, вновь устраиваясь у меня на коленях.
Я набрал номер. Василий отозвался после пятого гудка:
– Ну, чего?!
– Привет, Сильвестр! – обозначился я.
Васин голос потеплел:
– А, Француз… Привет, Глеб Михайлович! Проблемы какие-то?
– Ты моя проблема, – рубанул я.
Он растерялся:
– В смысле… э-э… без понтов?
– Ты вчера выдернул меня на стрелку? Выдернул. Пришел твой пацан? Не пришел. Причем скормил тебе явную туфту. А меня в том баре уже ребята из МУРа поджидали, очень хотели познакомиться. Сечешь расклад?
– Без понтов? – обомлел Вася.
– Ты лоха-то из себя не корчь. Помнишь двух мужиков и телку за столиком? Пиво они пили.
– Ну.
– Баранки гну. Капитан МУРа она, Сычова. Знаешь такую?
– Не-а. Че-то, Глеб Михайлович, я не врубаюсь. К тебе-то какие у ментов вопросы?