Его взгляд перескочил от Анжелики к телу, лежащему на кровати, и когда он беззвучно глотнул воздуха и поспешно перевел взгляд на Пламтри, Анжелика поняла, что он увидел свежую кровь на джинсах Скотта Крейна.

– Она все-таки попыталась что-то сотворить с ним? В смысле, ее папаша?

Анжелика взяла его за руку.

– Нет, Арки. Мы сцедили чуть-чуть крови Крейна в бутылку. Мы решили, что ей понадобится…

– Кровопускание, – вставил Кути.

– Совершенно верно, – нервно согласилась Анжелика. – Такое впечатление, что ей нужно будет выпить немного крови Крейна, чтобы завтра призвать его, втянуть его в свое тело.

Судя по раздувшимся ноздрям Мавраноса, эта мысль вызвала у него отвращение, и Анжелика с сочувствием вспомнила, как несчастная личность-Дженис внезапно очутилась в теле, сотрясаемом рвотными спазмами, после того как личность-Коди высказала идею и улизнула.

Мавранос обвел взглядом комнату и в конце концов остановился на экране телевизора, который последние пять минут настойчиво показывал какой-то жестко-порнографический фильм на французском языке.

– Решила, значит, развлечься СП… – с кислым видом протянул он. – Ты-то, психиатр, должна понимать, что это годится только для четырнадцатилетних подростков.

– СП?… – повторила Анжелика. – Ах, сиськи-письки, да? Прости, для меня СП всегда значило «состояние при поступлении». – Она дрожащей рукой отвела со лба влажную прядь черных волос. – Нет, черт возьми, мы как раз пытались убрать это с экрана. Старая леди мелькнула на несколько секунд, но потом, как я ни трясла монеты, мне так и не удалось уйти с этого канала. Даже переключатель не помог. – Она взглянула на Кути, который старательно смотрел в сторону от телевизора, но был, несомненно, возбужден («Даже захвачен», – подумала она) яростным, искаженным изображением человеческих фигур с тех самых пор, как они появились на экране.

Из далекого далека, из холодной тьмы, доносились размеренные двухсекундные стоны туманной сирены.

– Похоже, я слушал эту музыку целый день, – рассеянно проговорил Мавранос. – Это сирена на южном пирсе у моста Золотые Ворота. По две секунды через двадцать. – Он сел на ковер, поставил банку и потер глаза обеими руками. – Ладно, – сказал он с усталым вздохом, – так, сказала наша чернокожая старушка что-нибудь полезное или нет? Она ведь вроде как вызывалась быть нашим посредником, а давеча сильно перепугалась.

– Она… – начала было Анжелика и коротко закончила: – Нет.

«Я тебе, Арки, скажу потом», – подумала она.

– Кокрен и Пламтри занимались с самодельной уиджей, и…

Тут заговорил Кути:

– Она сказала: «Плательщик долга всегда девственник, и должен уйти в Индию, оставаясь девственным».

Анжелика почувствовала, как ее лицо обмякло от усталости; она не сомневалась в том, что это было точным словесным воспроизведением послания старухи, но заставила себя вскинуть голову и придала лицу насмешливое выражение.

– Да, – бодро возгласила она, – именно так она и сказала. «И, Кути, это не будешь ты, – мысленно добавила она. – Я этого не допущу, не волнуйся. О, какого черта мы вообще…»

– К черту эту гадость! – выкрикнула она и, подскочив к стене, вырвала вилку электропровода из розетки.

И застыла с ним в руке, уставившись на телеэкран, где все так же продолжали сплетаться и ахать подсвеченные из телевизора потные тела. Она ощутила в груди пустоту и ледяной холод за добрую секунду до того, как осознала, что выдернула именно нужный провод.

Мавранос вскочил на ноги и тоже посмотрел на стену за комодом, на котором стоял телевизор; он даже помахал рукой около задней стенки телевизора, как будто пытался убедиться, не фокус ли это.

– Боже, – сказал он вполголоса, – как же я ненавижу невозможные явления. Пит, давай отнесем «эту гадость» в машину и…

Но тут экран наконец-то милосердно погас.

– Сатирам и нимфам пора спать, – сказал Мавранос. – И нам, полагаю, тоже. – Он посмотрел на Пламтри и Кокрена. – И что же рассказала уиджа?

Пламтри поерзала на месте, прежде чем заговорить.

– Мы пытались поговорить хоть с кем-то, кто осведомлен о… о нашей ситуации, и… Костыль, расскажи ты.

Кокрен протянул руку и взял из-за спины Пламтри один из многочисленных листов с эмблемой мотеля.

– И ты, наверное, не можешь вспомнить о том, что было прежде, – прочитал он вслух. – Тебе едва исполнилось три года, и ты, наверное, не можешь вспомнить о том, что было прежде.

– Лично я думаю, что это говорило ваше подсознание, – сказала Анжелика, обращаясь к Пламтри. – Или внутренний ребенок, травмированная личность: отравленная девушка в коме из вашего сценария а-ля «Белоснежка», или избитая водительница автобуса в варианте «Грязный Гарри», связанном с Коди. – Анжелика посмотрела на Мавраноса и пожала плечами. – Одному богу известно, откуда тут взялся шекспировский язык. Пит не сомневается, что это цитата из «Бури» – диалог короля Просперо с его дочерью Мирандой.

– Валори всегда так разговаривает, – пояснил Кокрен. – Она самая старшая из всех личностей, и я думаю, что она… – Он слегка замялся, но все же закончил: – Я думаю, что она может быть внутренним ребенком.

«Ты ведь хотел сказать „мертвым“, верно? – подумала Анжелика. – И совершенно правильно сделал, что не поделился с ней этой догадкой, верна она или нет».

И Анжелика поспешно, чтобы не дать Пламтри задуматься над заминкой Кокрена, спросила его:

– Почему Дженис называет вас Костылем?

Кокрен взглянул на тыльную сторону правой кисти руки и неловко рассмеялся.

– О, это прозвище из детских лет. Я вырос в виноградном краю, много помогал в винодельнях, а когда мне было десять, в погребе при мне сломалась подпорка у бочки зинфанделя, и я чисто автоматически кинулся вперед и попытался удержать ее. Бочка сломала мне ногу. Виноделы называют эти подпорки костылями, и смотритель погреба сказал, что я пытался заменить собой костыль.

– Отлично подошло бы имя Атлант, – заметил Кути.

– Или Чурбан, – добавил Мавранос, отступив от телевизора. – Анжелика, вы с мисс Пламтри можете лечь на кровать возле ванной, где уиджа, только коробку из-под пиццы уберите оттуда; она пусть ляжет со стороны ванной, подальше от тела Крейна, и мы привяжем к ее ноге пару пустых банок, чтобы услышать, если она встанет ночью. Кокрен пусть спит на полу с этой стороны, между кроватью и стеной. Кути – у окна, а мы с Питом будем дежурить по очереди с оружием; ах да, оружие будет у меня, а Пит сможет быстро меня разбудить. Не позже пяти часов мы выметаемся отсюда.

– Если телевизор снова врубится ночью, – с нарочитой робостью сказал Кути, вздохнул и закончил: – Пристрелите его.

– Уверен, что это мои руки сделать смогут, – ответил Пит.