— Почему бы нет, братец? — негромко спросил Брайан, подаваясь вперед с неподдельно убедительным выражением лица. — Почему?

Я смотрел на него, разрываясь между двумя побуждениями — либо немедля принять приглашение, либо оттолкнуть брата и, возможно, воздев руки, воскликнуть: «Изыди, Брианус!» Но прежде чем я успел к чему-либо склониться, вмешалась сама жизнь, как обычно и бывает, приняв решение за меня.

— Декстер! — закричала из коридора Эстор со всей яростью сварливой одиннадцатилетней девчонки. — Помоги мне с математикой! Иди сюда быстро!

Я посмотрел на Брайана и покачал головой:

— Извини, братец.

Он откинулся на спинку дивана и улыбнулся привычной поддельной улыбкой:

— Мм… Домашний рай.

Я встал и пошел помогать Эстор.

Эстор сидела в комнате, которую делила с Коди. Она согнулась над книжкой, положенной на комод, который служил им обоим столом. Выражение ее лица, возможно, некогда выражало глубокую сосредоточенность, затем переродилось в раздраженную гримасу, от которой уже оставалось недалеко до злобно-угрожающего вида. Она обернулась, когда я вошел.

— Вот идиотство! — прорычала она с такой яростью, что я подумал, не сбегать ли за оружием. — Вообще никакого смысла не вижу.

— Не надо произносить таких слов, — сказал я, но довольно миролюбиво, поскольку не сомневался: Эстор пойдет в атаку, как только я повышу голос.

— Каких слов? Про «не вижу смысла»? — Она презрительно усмехнулась. — Вот уж чего в этой дурацкой книжке точно нет!

Эстор захлопнула учебник и плюхнулась в кресло, скрестив руки на груди.

— Дерьмовая книжка, — сказала она, искоса поглядывая на меня и проверяя, простят ли ей нехорошее слово. Я сделал вид, будто ничего не слышал, подошел, встал рядом и предложил:

— Давай посмотрим.

Эстор покачала головой, не поднимая глаз.

— Бессмысленное тупое дерьмо, — пробормотала она.

Я почувствовал, как приближается чих, и полез за салфеткой. По-прежнему не глядя на меня, Эстор предупредила:

— И если я от тебя заражусь, то, честное слово…

Она не договорила, что именно произойдет, но, судя

по тону, ничего приятного.

Я сунул салфетку в карман, склонился над столом и открыл учебник.

— Ты не заразишься, я принимаю витамин С, — успокоил я ее, все еще пытаясь говорить беззаботно, рассудительно и терпеливо. — На какой мы странице?

— Мне вообще не понадобится эта фигня, когда я вырасту, — буркнула Эстор.

— Может быть, — согласился я. — Но сейчас она тебе нужна.

Она стиснула зубы и промолчала, поэтому я слегка нажал.

— Эстор, ты вечно хочешь сидеть в шестом классе?

— Ненавижу шестой класс, — прошипела она.

— Единственный способ с ним покончить — написать годовую контрольную. Значит, придется все это выучить.

— Глупо, — заметила она, но, казалось, слегка остыла.

— Ты-то не глупа, а значит, справишься. Ну, давай посмотрим.

Эстор сопротивлялась еще минуту, но я наконец заставил ее открыть нужную страницу. Проблема оказалась относительно простой — система координат, и, как только Эстор успокоилась, я с легкостью все ей объяснил. Мне всегда хорошо давалась математика, такая незатейливая по сравнению с попытками постичь человеческое поведение. Эстор хоть и не отличалась природными склонностями к вычислениям, зато быстро соображала. Закрыв наконец учебник, она сделалась намного спокойнее и довольнее, поэтому я решил еще немного попытать счастья и побеседовать о другом неотложном деле.

— Эстор, — сказал я, и, должно быть, в моем голосе невольно прозвучало «я взрослый а потому слушай», так как она немедленно взглянула на меня с тревогой. — Твоя мама попросила поговорить с тобой про скобки.

— Она хочет испортить мою жизнь! — заявила Эстор, прямо с низкого старта достигая внушительного уровня предпубертатной ярости. — Я буду страшная, и никто не захочет на меня смотреть!

— Ты не будешь страшная, — возразил я.

— Мне наденут ужасные железные штуки на зубы! — закричала она. — Это просто кошмар!

— Лучше побыть страшной несколько месяцев сейчас, чем остаться такой на всю жизнь, — намекнул я. — Выбор очень прост.

— Почему нельзя просто сделать операцию? — застонала Эстор. — Разобраться раз и навсегда. Заодно несколько дней посижу дома.

— Потому что так не бывает.

— Значит, по-любому плохо! Все будут смеяться и говорить, будто я похожа на киборга!

— Почему ты так думаешь?

Эстор устремила на меня презрительный взгляд, достойный взрослого.

— Ты что, не учился в школе?

Она была права, но развивать тему я не стал.

— Ты в школе не навечно, — сказал я, — и скобки — тоже не навсегда. Когда их снимут, у тебя будут идеальные зубы и потрясающая улыбка.

— Какая мне разница, я все равно не улыбаюсь, — проворчала Эстор.

— Но рано или поздно повод появится, — заверил я. — Когда ты немножко подрастешь, то начнешь ходить на дискотеки и сверкать шикарной улыбкой. Нужно мыслить в перспективе…

— В перспективе! — сердито повторила Эстор, точно услышала непристойность. — В перспективе я целый год буду ходить уродкой, и никто об этом никогда не забудет! Даже в сорок лет я останусь Девочкой с Кошмарными Скобками!

У меня задвигались губы, но слова с них так и не сорвались. Эстор была не права по многим пунктам, и я даже не знал, с чего начать, но в любом случае она окружила себя такой высокой стеной горя и гнева, что всякие возражения лишь подлили бы масла в огонь.

Однако, к счастью для моей репутации миротворца, прежде чем я успел произнести что-либо и подавиться собственными словами, из коридора донесся громкий голос Риты:

— Декстер, Эстор! Идите ужинать!

Я еще не успел закрыть рот, как Эстор встала и вышла. Так закончился маленький душеспасительный разговор про скобки.

Я проснулся утром в понедельник от собственного чиха. Ощущение было такое, словно турецкий тяжеловес Все выходные дробил косточки в моем теле. Еще не окончательно проснувшись, я решил, что маньяк, который при помощи молотка превратил детектива Клейна в кашу, каким-то образом пробрался в мою спальню и обработал меня, пока я спал. Но потом я услышал шум воды в туалете. Рита пронеслась через комнату, выскочила в коридор и отправилась на кухню; нормальная жизнь кое-как вставала на ноги и, ковыляя, двинулась навстречу новому дню.

Я потянулся, и боль в суставах потянулась вместе со мной. Я подумал, не она ли внушила мне сочувствие к Клейну. В этом ощущалось что-то странное, раньше я никогда не страдал от подобной душевной слабости, и даже преображающая магия Лили-Энн не сумела в мгновение ока превратить меня в тонкокожего сентиментального филантропа. Должно быть, подсознание забавлялось игрой «соедини все точки».