Маркс также ясно видел связь между любовью человека к себе и любовью к другим. В этом отношении его позиция совершенно та же, что у Гёте, который сказал: «Человек знает себя лишь в той мере, в какой знает мир. Он знает мир только внутри себя и осознает себя внутри мира. Каждый новый истинно осознанный объект открывает внутри нас новый орган». Из этой концепции динамической связи и вытекает для Маркса положение, что «состоявшийся человек есть тот, кто нуждается в комплексе человеческих жизненных проявлений», и его самореализация есть внутренняя необходимость, потребность. Следовательно, нужда в другом человеке воспринимается как ощущение потребности в величайшем богатстве.

Является ли этот связанный с миром человек, активно стремящийся к проявлению своих способностей, рабочим или буржуа XIX века? Если ответом будет «нет» – а так оно и есть, – то в чем ценность марксовой модели человеческой природы для понимания человека? Не идет ли речь о человеке «золотого века» или живущем в мессианской модели будущего? Ответ достаточно сложен, и он ведет прямо к важнейшей и наиболее проработанной части психологической системы Маркса. Противоположностью концепции душевного нездоровья, каковое может быть условно определено как нездоровье более тяжкое, чем болезнь обыкновенного человека, а с другой точки зрения – как болезнь, не препятствующая человеку трудиться и производить потомство, Маркс назвал патологию нормы, уродство нормального (статистически) человека, потерю себя, потерю человеческой сущности. Таким образом, он говорит о возможности для человека «потеряться» в стремлении достичь некую цель, если отношение человека к цели не есть та активная связь, которая часто называется у Маркса «присвоением». Он говорит о человеке, становящемся «душевно и физически обесчеловеченным», или об «изуродованном» рабочем, «примитивном фрагменте человека» в отличие от «полностью развитой личности». Если человек, утверждает Маркс, не связывает себя активно с другими людьми и с природой, он теряет себя, его влечения теряют свои человеческие качества и принимают качества животного. Можно продолжить: поскольку он не есть животное, он является больным, неполным, уродливым человеческим существом. Это, несомненно, революционный терапевтический элемент марксовой динамической психологии. Потенциально человек не только способен к соотнесению себя с миром, но это ему необходимо, чтобы быть человеком и излечиться, он нуждается в восстановлении своего потенциала здоровья и в отказе от патологической формы человеческой деятельности.

Марксова концепция изуродованного человека, полностью противоположного развитому, создает основу для новой и самостоятельной концепции невроза. В «Немецкой идеологии» есть важное утверждение: «Нелепо думать… что кто-то мог бы удовлетворить страсть, взятую в отдельности от всех других, без удовлетворения себя, всей живой личности. Если такая страсть принимает абстрактный, изолированный характер, если она противостоит человеку как внешняя сила, это будет… одностороннее удовлетворение единичной страсти, что никоим образом не имеет отношения к сознанию или доброй воле… но к бытию; не к мысли, а к жизни. Причина такого явления – практическое развитие и проявления жизни индивида… когда обстоятельства, при которых живет индивид, допускают лишь одностороннее развитие одного качества за счет всех остальных… и в результате этого индивид добивается только одностороннего и уродливого развития».

Маркс говорит здесь об отчужденной страсти, которая в конце концов удовлетворяется сама в себе, без удовлетворения всего человеческого существа – такой, которая отделена от всех других страстей и, следовательно, противостоит индивиду как внешняя сила. В психологии влечений, подобной фрейдовской, где норма и здоровье являются результатом удовлетворения именно одного влечения – сексуального – такому рассуждению не было бы места. Внутри гуманистической концепции страстей, согласно которой энергия порождается активным стремлением всех способностей к достижению их целей, утверждение Маркса указывает на природу невроза или душевного нездоровья.

Ключевая концепция для понимания неотчужденного влечения – деятельность, или, как первоначально сформулировал Маркс, «самопроизвольная деятельность». Безусловно, он не имел в виду понятие деятельности, употребляемое в современном языке, – делание чего-то, занятость и т. д. Она также отличается от деятельности животных, которые создают что-то «лишь в соответствии с нормами и потребностями видов, к которым они принадлежат, тогда как человек знает, как надо создавать что-то в соответствии с приемлемым для его цели стандартом. Человек также действует в соответствии с законами красоты». Марксова концепция деятельности близка к концепции Спинозы – это творческий и самопроизвольный акт, возможный только в условиях свободы. Он говорит, например, о «самопроизвольной деятельности человеческой фантазии, человеческого ума и сердца». Концепция такой деятельности становится особенно ясной, когда Маркс в весьма определенных выражениях говорит о человеческих страстях, особенно о любви. Вот что он пишет: «Давайте допустим, что человек есть человек и его связь с миром человечна. Тогда любовь может быть обменена только на любовь, доверие – на доверие и т. д. Если вы желаете наслаждаться искусством, то должны быть художественно развитой личностью; если хотите влиять на окружающих, то должны быть личностью, воистину влияющей на них возбуждающе и воодушевляюще. Каждый ваш контакт с человеком и природой должен выражать что-то конкретное, корреспондирующее с целью, стоящей перед вашей волей, и с вашей истинной индивидуальной жизнью. Если вы любите, не возбуждая ответной любви, то есть не способны путем демонстрации себя как любящего существа стать любимым существом, тогда ваша любовь беспомощна и неудачна».

Более ясно Маркс описывает эту деятельную сторону любви в «Святом семействе»: «Г-н Эдгар превратил любовь в богиню, причем в жестокую богиню, сделав из любящего мужчины, или мужской любви, человека любви, таким образом сделав „любовь“ сущностью, отделенной от человека. При помощи простой операции превращения существительного в подлежащее» человек превращен в не-человека. Действительно, любовь есть человеческая деятельность (любить – точнее, чем влюбиться), и, говорит Маркс, «именно любовь учит человека воистину верить в окружающий его предметный мир».

Марксову концепцию истинных человеческих потребностей – потребности в другом человеке, потребности в выражении и раскрытии способностей применительно к надлежащим целям – можно понять, лишь обратив внимание на положения Маркса об искусственной, не-человеческой и порабощающей потребностях. Современная психология мало занимается критическим анализом потребностей; она принимает законы промышленного производства (максимум продукции, максимальное потребление, минимальные человеческие разногласия), предполагая следующее: сам факт, что человек чего-то желает, доказывает, что у него есть законная потребность в желаемом предмете. Ортодоксальные психоаналитики, сосредоточиваясь в основном на сексуальных потребностях или впоследствии на потребностях в разрушении – в дополнение к потребности выжить, – не видели причин к тому, чтобы заниматься более широким набором потребностей. Напротив, Маркс в силу диалектической природы его психологии ясно указывал на неоднозначный характер потребностей и фактически использовал эту позицию для самой суровой из своих атак на психологическую науку. «Что надо думать о науке, – писал он в „Экономическо-философских рукописях“, – которая… не ощущает своей неадекватности, несмотря даже на то что это огромное изобилие человеческой деятельности для нее ничего не значит – возможно, за исключением того, что выражается одним словом: „потребность“ или „обычная потребность“?» Эти «потребности», являющиеся не человеческими, Маркс охарактеризовал весьма сжато: