Его кий дернулся вперед, ударил по битку, и тот отправил восьмой шар в угловую лузу. Игра окончена.

Коннор развел руками, торжествующе ухмыляясь.

– А может, и не промахнусь.

Декер сквозь зубы пробормотал проклятие. Мне было плевать на игру, но теперь я был вынужден наблюдать, как Коннор празднует победу вместе с Отем.

Они хлопнули друг друга по ладоням, а потом Коннор сделал еще один свой фирменный ход: ухватил девушку за руку и привлек к себе, заключив в медвежье объятие. В этом движении не было никакого сексуального подтекста, Коннор тут же выпустил Отем и отстранился, и все же я знал: он использует любую возможность прикоснуться к девушке невинно, по-дружески.

«Я не стал бы касаться тебя так быстро, – подумал я. – Я бы ждал. Оттягивал этот первый миг. Подготовил бы момент, чтобы, когда он наступил, когда мы впервые ощутили прикосновение к коже друг друга – это было бы потрясающе. Чтобы этот миг запомнился».

Я снова сделал большой глоток пива, как будто алкоголь мог помочь мне подавить раздражение и мою одержимость этой девушкой. Один разговор в библиотеке, одна игра в бильярд, несколько улыбок – и вот она уже накрепко засела у меня в голове, и от этого никуда не деться. Кроме того, меня не покидало странное ощущение узнавания: как будто я уже знаю эту девушку, встречал ее раньше. Полная бессмыслица, черт возьми.

«Да пошло оно все».

Я с размаху опустил пустую бутылку на барную стойку, выудил из кармана деньги и вручил их Декеру, чтобы тот купил еще выпивки.

– Этот раунд за мной, раз уж я так прокололся. Иди.

Декер усмехнулся:

– Сэр, да, сэр.

Я вернулся к игре в дартс, а Коннор и Отем снова принялись гонять шары. К ним присоединились Руби и еще пара ребят, а я старался не обращать внимания на их веселый смех и непринужденную болтовню.

Будучи в плохом настроении, я становился отличным дартсменом, а победы всегда поднимали мне настроение. В следующие двадцать минут я легко сделал двух своих соперников, отыграл деньги, отданные Мэтту, и набрал достаточно, чтобы хватило на поход в бар «У Янси» на следующей неделе. Посрамленные проигравшие потихоньку слиняли, и я продолжил развлекаться один.

Я прицелился, метнул дротик, и тот вонзился в сектор «20».

– Как тебе удалось научиться так здорово играть? – прозвучал совсем рядом голос Отем.

Я замер, держа дротик возле уха, потом медленно скосил глаза и увидел девушку. Она подмигнула мне поверх стакана, щеки у нее разрумянились.

– Представляю на месте мишени лицо своего врага, – ответил я.

Отем рассмеялась и уселась на ближайший табурет, а стакан поставила на стенной выступ.

– Вот как? И чье лицо ты представляешь сейчас?

«Свое».

– Хочешь сыграть? – предложил я. – Может, ты и в дартсе профи?

– О нет, – фыркнула девушка и подняла стакан. – Пью уже третий. Или четвертый? Мне сейчас нельзя давать в руки остроконечные предметы.

– С длинной палкой ты вроде бы неплохо управлялась. – Я покосился на Отем и метнул очередной дротик. – Что… решила ненадолго отвлечься от бильярда?

«И от моего лучшего друга?»

Она кивнула, и в свете лампы ее волосы вспыхнули медно-золотым отливом.

– Пришлось остановиться, пока я еще была на коне. Пока не начала промахиваться по шарам – хочу остаться для всех загадкой.

– Ты – коварная, загадочная профи-бильярдистка из Небраски.

– Это лучше, чем просто загадочная девушка с фермы из Небраски.

– Ты выросла на ферме?

– Ага, родилась и выросла. Мой отец выращивает кукурузу и пшеницу.

Мое глупое воображение немедленно нарисовало заманчивую картину: Отем стоит посреди пшеничного поля, кончики ее пальцев касаются спелых зерен, медно-рыжие волосы блестят на солнце. Подол простого платья полощется на ветру, обвивает ее колени, колосья пшеницы гнутся и колышутся вокруг, точно море…

– И как там? – спросил я. – В смысле, как тебе жизнь на ферме?

– Я очень ее любила, – сказала Отем, и ее карие глаза увлажнились. – Я обожаю землю. Люблю наблюдать, как отец работает, чтобы все вокруг росло.

Она слегка захмелела, и ее голос стал мягче, речь звучала медленнее, и ее выговор уроженки Среднего Запада стал еще заметнее.

– Но мне этого было мало. Я всегда хорошо училась в школе и всегда планировала заняться чем-то важным. Меня даже выбрали на роль Возможной спасительницы мира. – Она застенчиво улыбнулась. – Небольшое преувеличение.

Я пожал плечами.

– Лучше чем Мисс Конгениальность.

– А кем тебя выбирали?

– Мистером Конгениальность.

Она засмеялась.

– Обманщик.

– Меня вообще никем не выбирали.

Отем склонила голову набок.

– Вот как? Жаль. Я бы номинировала тебя на награду «Лучшие глаза».

Я дернулся, бросая дротик, и он отскочил от металлической рамы мишени.

Отем закрыла рот ладонью.

– Видишь, алкоголь действует на меня, как сыворотка правды. – Она вдруг нахмурилась. – Как же называлась та песня? «Океанские глаза»?

Я подобрал упавший дротик и вытащил остальные дротики из мишени.

– Никогда такую не слышал.

Отем напела несколько нот.

– Океанские глаза и блестящий ум. Отличная песня. Не просто один куплет, который хор повторяет снова и снова. Текст этой песни напоминает высокую поэзию. Знаешь? В ней говорится о серьезных вещах.

– Тебе нравится поэзия?

«Пожалуйста, скажи «нет».

– Обожаю поэзию. – Она прижала ладони к табурету, на котором сидела, и слегка поболтала ногами. – Люблю Дикинсон, Китса и Эдварда Эстлина Каммингса. Мне нравится, как несколько точно подобранных слов могут вызвать в душе глубокое чувство, создать определенное настроение или заставить тебя почувствовать нечто настоящее, понимаешь?

«Понимаю. Я полностью разделяю твои чувства, Отем».

Она покачала головой:

– Извини, я на секунду замечталась. О чем мы говорили до этого? Ах, да. Почему я покинула ферму.

– Ты хочешь спасти мир.

Я метнул очередной дротик. Сектор «19».

– Верно, – сказала она. – Мне хотелось выбраться из Небраски и использовать все способности, какие у меня есть, чтобы совершить что-то значимое.

– Есть так много областей, требующих внимания, а ты знаешь одно: ты хочешь помогать другим.

Она сдвинула тонкие брови.

– Как ты?..

– Ты говорила мне это в библиотеке.