– Это ещё что! Она, пока в школе училась, приходила меня на каждой перемене проверять. Колготки мне подтягивала! При всех! Я думала, она когда в универ поступит – успокоится. А она пишет всё время!

Вообще, конечно, жесть. С одной стороны. С другой…

Я достала телефон, посмотрела сообщения от Пашки. Их было два. Всего.

«Ты дома? Ключи забыл». И «Жжжжжжжжвх». Это случайно у него в кармане набралось и отправилось.

* * *

Впереди идёт солдат в огромных ботинках. Ботинки кажутся огромными, потому что он сам маленький. Я иду чуть сбоку, вижу ухо и щеку. Он идёт медленно, голову наклонил и улыбается. Наверное, у него увольнение – не может человек на службе так тихо идти и улыбаться.

Мне так хочется его рассмотреть! И я иду быстрее, обгоняю и смотрю сбоку.

Ой.

Он не улыбается, у него шрам такой. Рот порван. Ужас какой – «Человек, который смеётся» на самом деле! А голову он наклонил, потому что по телефону говорит.

Как всё изменилось сразу. Даже цвет неба другой.

Я обгоняю солдата, совсем, совсем – чтобы не видеть, забыть про него. Но всё равно оборачиваюсь – как будто в другое место смотрю, не специально.

А он и правда улыбается! Справа у него лицо обычное, симпатичное даже; и улыбается он так хорошо! Что же ему теперь, не улыбаться? Он же не виноват, что шрам!

Идёт человек, говорит по телефону и улыбается. Наверное, ему там что-то хорошее говорят. Девушка, может.

А у меня? Мог бы быть такой, с жутким шрамом? Я иногда читаю истории, как человек без руки, без ноги – и вот, «его жена». Смогла бы я так?

Думаю, нет. Я не герой. Но вот это солдат – если, например, он рисует, как Тоня Свирепова? Если справа смотреть, так он ведь даже красивый.

Я пробую его нарисовать. Получается карикатура, а не человек.

* * *

Я часто хожу вдоль реки, всегда думаю – только до моста и назад. Когда ещё в музыкалку ходила – совсем времени не было. А потом бросила музыку – думала, времени появится вагон! И нет, всё равно некогда. Но я всё-таки иногда хожу вдоль реки, до моста.

А потом не могу удержаться и иду на ту сторону. Там, на другом берегу, всё не так; там бывает другое настроение, даже другая погода.

Я там брожу и думаю: а если бы я жила здесь? Тогда моя сторона была бы «той стороной» и казалась бы мне таинственной.

Однажды я вот так ходила на той стороне и вдруг увидела Пашку. Чего ему там было нужно? Я спряталась за дерево.

Ему точно не понравится, что я его видела. И объяснять ещё придётся, что я там делаю, на том берегу. А как объяснишь? Просто хожу.

* * *

Я иду по моему мосту, пешеходному. Сверху на нём стеклянный колпак, как в теплице. Прямоугольники стёкол вставлены в жёлтый каркас, и фонари держатся на жёлтых металлических конструкциях – такой геометрический мост.

Здесь тепло, многие ходят сюда просто греться. Сидят, пьют чай из термоса, некоторые настоящий пикник устраивают. Это зимой – а летом тут рисуют. Часто. Вид с моста, город далеко видно в обе стороны.

Я тоже рисую, но не город, а сам мост. Вот эти геометрические переплетения. И снаружи металлическую дугу, ферму моста. Все части укреплены металлическими такими накладками, что ли, в каждой двадцать восемь болтов с гайками. По семь с четырёх углов.

Болты и гайки, болты и гайки. Я знаю, что рисую слишком подробно. Такие подробные рисунки никому не нужны, важно настроение. Для этого надо всего лишь решить, чего не нужно рисовать. Что выпустить.

То же и с портретами, кстати. Нужно всего несколько штрихов, чтобы вышло похоже. И одинаково важно – какие штрихи рисовать, а где оставить пустое место. Почему-то такие рисунки выходят лучше фотографий, точнее.

Наверное, и в книгах так. Нужно понять, о чём не стоит писать.

Мне кажется, я и есть этот пропущенный штрих. Меня надо пропускать, тогда выйдет толковый рисунок. Чтобы я не отвлекала от интересного.

* * *

В параллельном классе есть одна девочка, у неё папа – писатель. Не Чехов, конечно, не очень знаменитый, так – только в журналах публикуется иногда. И он однажды ездил с нами на экскурсию. А потом Сеня из нашего класса его спросил: вы про нас тоже пишете? А писатель этот и говорит: да, про одного человека из вашего класса точно пишу. И теперь Сеня, как его видит, сразу допытывается: про какого человека? Это мальчик? Ну, скажите хотя бы, на какую букву! Это не я? Или я?!.

А писатель не говорит. Тайна потому что, нельзя раскрывать.

А Сенька, кстати, почти уверен, что это про него.

Если бы я писала рассказ, я бы точно вставила туда Сеньку. Он заметный, высокий и красивый. И на гитаре немного умеет.

…Про меня точно никто ничего не напишет. Я – прочерк. Пробел. Про меня и писать нечего.

* * *

– Это твоё? – спросила Тоня Свирепова. Увидела у меня рисунок моста.

– Ну, а чьё?

– Слушай, а чего ты не выкладываешь в инстаграм? Я и не знала, что ты рисуешь!

– Выкладывать? Кому это нужно, а? Ленту засорять только, – пожала плечами я.

– Вот ты балда, – сказала Тоня.

Я закрыла скетчбук и ушла.

Потом спустилась в столовую, отстояла очередь и купила дурацкую пиццу. На самом дела это кусок теста с сыром и помидором: такая же пицца, как я – художник.

«Вот ты балда», «вот ты балда» – пело у меня внутри, и я всё время улыбалась, как дурочка. И даже пицца эта вкусная оказалась, сегодня тесто особенное.

Очень почему-то есть захотелось.

* * *

Пора вставать, но я просто лежу и думаю. Пашка утром любит выходить один, я ему почему-то мешаю. И я жду, когда за ним закроется дверь. Он выходит тихо-тихо, прижав дверную ручку – но я слышу всё равно.

И тут же тренькает Пашкин телефон, смс. Оставил дома, вот бестолочь! О чём он только думает?

Я встаю и вижу – точно, оставил заряжаться. Всегда до последнего оставляет. А может, ещё успею его догнать?

Ноги в ботинки, сверху куртка – и я прямо в пижамных штанах вылетаю из квартиры. Внизу хлопает входная дверь – это Пашка вышел? Или уже кто-то другой?

Лифт, что же ты, а?!.

Я бегу по лестнице пешком, вылетаю на улицу.

Пашки нет. А есть снег – белый, белый, много снега. Я даже замираю на секунду. Надо же, какая тишина. Мой Пашка каждый день выходит в такой мир? Мне-то нужно позже, через сорок минут, но как всё изменится: вокруг заспешат, заторопятся, заопаздывают – будут разъезжаться машины, лаять собаки… А сейчас тишина.

Но где же Пашка?

Странно. Если идти к метро – нужно сначала пересечь наш довольно большой двор, и потом ещё… В общем, не мог он так быстро убежать! Уже не так и темно – я должна была его видеть!