Подписываю документы, и в этот самый момент в гостиную выходит Теона с двумя чемоданами. Везёт оба сама. На этот раз переодета в атласное белое платье, и покрыта прозрачным платком. Глаз от пола не поднимает. Меня одолевает стойким чувством, что она — как приведение. Пустая и бестелесная.

— Подойди, Теона, ближе, — велит ей дед. — И поставь свою подпись на документах.

Теона

Пусть.

Дрожащими руками ставлю подписи в документах и обхватываю руками плечи крест на крест. Успокаиваю себя тем, что если Саид Артурович не обидел меня и был заботлив той ночью, то не так уж плохи мои дела.

С Ратмиром у меня должна была быть пышная свадьба. Здесь, видимо, не будет ничего. И я чувствую по этому поводу только облегчение.

Мужчины поздравляют друг друга и жмут руки, будто это они сейчас все между собой переженились. Я неловко оглядываюсь на чемоданы. Так себе у меня приданное. Все остальное осталось в маминой квартире. Я бы забрала оттуда пуховик, зимние сапоги, книги и бабушкину сахарницу. Все остальное — не хочу… наверное, выросла. А, может быть, слишком грустно вспоминать ту, другую жизнь.

— Чего застыла? — давящим шёпотом говорит мне брат. — Отвечай, когда спрашивают. А то подумают, что правда больная…

Вспыхивая, поднимаю виноватый взгляд.

— Извините, повторите, пожалуйста, вопрос. Мне… ещё нехорошо…

— Есть ли у тебя как-то пожелания, Теона, — повторяет седой мужчина. — Озвучь их мужу сейчас при свидетелях.

Я перевожу взгляд с отца на Саида, пытаясь убедиться, что меня сейчас действительно спрашивают.

Мой муж (о, Господи) коротко кивает мне, чтобы говорила.

Не понимая, что нужно сказать, какие подводные камни обозначить, я беспомощно возвращаюсь взглядом к мужчине, который задавал вопрос.

— Извините, — шепчу. — А какие обычно бывают у женщин пожелания?

Старик хмурится, зажевывая губы.

— Просят мужа не увозить их в другую страну, например, — отвечает мне. — Разрешить учиться или работать…

— Да, — киваю, — пожалуйста, я хотела бы учиться. Потом работать. — И, понимая логику, добавляю, — А ещё… — сглатываю. — Я бы хотела быть единственной женой не только официально.

Завершаю мысль и с опаской поднимаю глаза на Саида. Мужа…

— Я постараюсь выполнить твои пожелания, — серьезно отвечает он.

На мгновение меня отпускает, но перед глазами тут же возникает та ваза из его кабинета с женскими трусиками. Ради меня он сядет на диету? Сомневаюсь…

«О, Теона, перестань,» — с отчаянием одёргиваю себя. — «Это же все фарс! Это не твой мужчина! Он берет тебя в жены по каким-то непонятным причинам, но точно не по любви…»

И я совершенно не понимаю, как будет выглядеть наша семейная жизнь. Двух людей, которых столкнули лбами и заставили жить под одной крышей. Спать в одной постели… В которой он…

Моя внутренняя истерика набирает обороты, и чтобы никак внешне ее не выдать, я пользуюсь тем, что на моем платье есть небольшой капюшон, который можно носить вместо платка. Я накидываю его на голову, и пока мужчины снова общаются между собой, забывая о моем присутствии, тихо плачу, ловя пальцами слёзы.

В глубине коридора замечаю мельтешащую Амину. Подслушивала. Она делает из пальцев сердечко и посылает его мне. Киваю ей, что все нормально. Мне действительно становится легче. Я обещала, что буду водить ее гулять, если мой муж будет разрешать. Неожиданно за спиной сестры появляется Наргиза и, кинув на меня презрительный взгляд, начинает что-то вычитывать своей подопечной.

Мужчины прощаются. Отец подходит ко мне и целует в лоб.

— Ты можешь звонить мне, Теона, — говорит тихо.

Мне хочется посмеяться ему в лицо. Серьезно? Вот спасибо! А зачем?

— Я могу забрать перед продажей маминой квартиры некоторые вещи? — Спрашиваю сухо.

— Хм… — задумывается он. — Напиши список. Там работают люди. Они соберут, что найдут. Остальное тебе купит муж.

Тяжёлая мужская рука ложится мне между лопаток. От чего-то я даже не поворачиваясь, знаю кто ее владелец.

— Пойдём в машину, Теона, — говорит Саид.

Я разворачиваюсь, чтобы подхватить свои чемоданы, но он останавливает меня строгим взглядом.

— Просто. Иди. В машину, — повелительно и сдержано.

Киваю.

Выхожу в прихожую и возле самого порога разворачиваюсь, чтобы сказать «до свидания» но… некому… за моей спиной никого.

Выхожу из дома и бреду по дорожке к гостевой парковке.

Чёрный «Лехсус» вспыхивает фарами, снимаясь с сигнализации. Я слышу, что мужчины тоже выходят из дома.

— Занимайся своей жизнью, Саид, — доносится до меня раздражённый голос. — Женщины не могут знать, что для них лучше. Муж был против, чтобы Назима работала. Все пришло к логичной точке. Она родит ему детей и все наладится.

— Дети не спасают брак, — слышу я Саида. — Они привязывают женщину, делая ее зависимой и уязвимой. Честно спать с женщинами и ничего им не обещать — это не грех…

— Саид… — слышу я третий голос с предупреждающим тоном.

— Грех — манипулировать больным и беспомощным, дядя, — все равно заканчивает Саид.

— Ты хочешь меня в чем-то обвинить? — вскипает старческий голос.

— Отец… — снова примиряющий тон.

Только сейчас до меня доходит, что рядом с моим мужем сидели далеко не самые близкие родственники. Почему?

— Обязанность женщины — родить мужу наследника. В не прятаться от супружеского долга в доме родственников, — продолжается диалог. — И если женщина не может услышать слова мужа ушами, то ее надо этому учить. Через те органы, через которые будет доходить.

Озноб пробегается по плечам. Что это за методы?

Мужчины подходят слишком близко, поэтому их диалог сходит на агрессивное шипение, а потом прерывается вовсе.

Смотрю, как Саид открывает багажник, и второй мужчина помогает ему заложить в него мои чемоданы. Старик заносчиво садится на заднее сидение соседней машины.

— До свидания, — шепчу я мужчине.

Он вдруг открыто мне улыбается и подаёт руку.

— Меня зовут Алмаз.

Я кошусь на Саида, но все-таки пожимаю руку мужчине в ответ.

— Теона.

Мужчины прощаются достаточно тепло. Я, как испуганная крольчиха, начинаю дрожать в районе копчика. Потому что сейчас настанет тот момент остаться с Саидом наедине. И с одной стороны мое сердце замирает от предвкушения, что этот мужчина все-таки мой, а с другой — все может быть очень и очень плохо.

Он распахивает мне дверь переднего сиденья.