14 марта 1879 года.

Лев Саввич сидел за своим необъятным письменным столом и размышлял. Вошёл адъютант по почтово-телеграфному ведомству, что-то доложил, – Маков его не слышал. Адъютант оставил на столе новую кипу бумаг и неслышно удалился, тихо прикрыв двери. Потом заглянул правитель канцелярии. И тоже выложил на стол изрядную кипу бумаг. Потом кто-то из ветеринарного управления. Потом – из статистического…

Большая часть бумаг – Маков знал, – гроша ломаного не стоит. Без них не просто можно было бы обойтись, наоборот: их отсутствие отразилось бы на работе министерства только положительным образом! Нет, это просто «Министерство внутренних и чрезвычайных реформ»! И ведь действительно. «Крестьянский вопрос», то есть реформа, – проводит МВД. Подавление бунтов после «решения вопроса» – тоже.

Министерство внутренних дел давно превратилось во что-то вроде «пожарной команды» в масштабах всего государства. Чума в Ветлянке Астраханской губернии, – МВД организует карантин, проводит врачебное обследование, изолирует больных и как бы заодно уж подавляет мятежные поползновения запуганных «чёрной смертью» крестьян. Массовый падёж скота в Вологодской губернии – и снова МВД высылает команды, вводит карантин, изолирует и подавляет. За порядок в империи – опять с МВД спрашивают, хотя МВД – это только большая канцелярия с разнородными отделами. Если здесь что-то и движется – так только бумаги. У министра МВД три товарища! Ни у одного министра в империи стольких заместителей нет! Да ещё «Совет Министерства», который может хоть дни и ночи напролёт заседать, – результатом станет только очередная филькина грамота и головная боль…

Реформировать МВД пытались много раз, и каждый раз реформа заканчивалась очередной несуразицей: в состав министерства добавлялись совершенно лишние управления, департаменты, отделы, что только увеличивало (додумались – статистику сюда же) хаос. Зато при градоначальнике, при полицейских департаментах и канцеляриях возникали новые сыскные отделы и тайные отделения.

И пусть. Пусть хаос. Но только внутри. А снаружи чтобы всё выглядело дельно, быстро, эффективно. И, конечно, министр должен быть доверенным лицом Государя. Иначе долго на своём обширном поприще не усидит…

Но сейчас главным было другое. Что-то затевалось, что-то происходило вокруг. Словно плелась невидимая паутина. Крепкая, – не разорвать. И кто её плетёт, – вот вопрос. Списочек-то больно уж обширным получается…

Лев Саввич знал многое, очень многое. Но не всё. И то, чего он не знал, его начинало пугать.

* * *

Городового, упустившего террориста, стрелявшего в шефа жандармов, нашли в тот же день. Он явился в министерство под вечер, ещё румяный после уличного дежурства. Браво вошёл, браво доложился.

– Как? – не поняв, переспросил Маков.

– Кадило, – повторил городовой, тараща глаза. Пояснил смущенно: – Фамилие, значит, у нас такое.

– Ну, хорошо, что хоть не Паникадило, – пошутил Маков.

Взглянул на городового и понял: этот никаких шуток не понимает.

– Из духовного звания, что ли? – уточнил он.

– Никак нет. Из крестьян мы, Грязовецкого уезда Вологодской губернии…

– A-a… То-то ты на «о» нажимаешь… Давно служишь?

– Городовым? Уже третьи месяц как. А до того…

Маков взмахом руки остановил его.

– Садись, Кадило. И учти: рассказывай только правду. А после того как выйдешь из этого кабинета – сразу же всё забудь. Понял?

– Дык… Ваше высокопревосходительство… Об чем рассказывать-то?

– О том, как ты нигилиста, стрелявшего в генерала Дрентельна, в кабак отпустил. Поправить здоровье…

Кадило неслышно присел на краешек кресла, словно ноги, наконец, не удержали.

– Дык… Меня в околотке уже спрашивали. Всё записали.

Городовой покраснел, как мальчишка, – вот-вот слёзы брызнут из выкаченных голубых глаз. Маков поморщился:

– Да читал я, читал твой рапорт…

– Рапорт не мой, дозвольте доложить. Я рассказывал, – писарь писал.

– Хорошо, – устало сказал Маков. – Теперь расскажи мне сам всё, снова, и не так, как рассказывал для писаря.

– Как же-с? – ещё более выкатил глаза Кадило.

– Ну… – Маков пошевелил в воздухе пальцами. – Скажем, так, как будто ты рассказываешь об этом своему товарищу-городовому.

И городовой, волнуясь и подбирая слова, рассказал. Почти слово в слово то, что было написано в рапорте.

Лев Саввич вздохнул. Действительно, чего ещё было ждать от этого малограмотного парня, который, наверное, всё ещё посылает часть жалованья в родную деревню.

– Коня этого куда дели? – спросил Маков.

– Коня? – переспросил Кадило. – Это на котором преступник прискакал? Известно-с. Отвели, как положено, в татерсал. Конь оттудова оказался, даже номерок с адресом – хозяин оченно обрадовался.

– А преступника ты хорошо рассмотрел?

– А как же! Одет не как нигилист. А как господин, справно, – барышни на него оглядывались. Придержи, – говорят мне, подскакавши, – коня. А то конь взбрыкнул, говорят, так они в седле не удержались. Пойду, говорит, здоровье поправлю. И ушли-с.

– Куда? – спросил Маков, хотя этот вопрос городовому уже задавали, наверное, раз десять.

– Не могу знать. А только они сразу же за угол свернули, и я их больше не видел.

Маков достал из стола карточку, показал городовому.

– Посмотри. Этот ли?

Городовой, прижав шапку к животу, привстал и согнулся, чтобы рассмотреть получше.

– Похож… Только одёжа другая.

– «Похож»! – фыркнул Лев Саввич. – Да они для тебя, я думаю, все на одно лицо!

– Как же-с… – взволновался Кадило. – Нет-с, мы нигилистов всегда отличить можем. Нас учили.

– Знаю-знаю… – отмахнулся Лев Саввич. – «Учили». По газетным карикатурам. Если девка стриженая – значит, нигилистка. Если господин в штанах, заправленных в сапоги, – значит, тоже нигилист… Пальто непромокаемое – опять «нигилист»…

Городовой не понял, но переспросить побоялся.

– Ладно, – сказал Маков. – Можешь идти…

И тут же вспомнил то, что крутилось у него в голове, но никак не давалось. Карета!

– Постой-ка! – негромко позвал он.

Кадило, успевший только надеть шапку и отдать честь, замер.

– Сядь. Вот ещё что… Да сними ты шапку!

Кадило сорвал шапку с кокардой, начал мять её в руках. Присел на краешек: наверное, совсем сробел – побледнел даже.

– Вот что. Когда генерал Дрентельн… Ты его знаешь?

– Нет-с. Только нынче познакомились.