«О, с радостью, мелкая ты зараза».

Когда глаза сержанта привыкли к темноте, он понял, что в изножье его постели кто-то стоит. Ростом и телосложением незнакомец напоминал абордажника, но силуэт его выглядел каким-то неправильным. Фейзт напрягал глаза, однако не мог понять, что именно не так, пока каюту не озарил разряд молнии. Застыв, вспышка словно бы сковала бесцветным блеском все, что находилось в лазарете, включая незваного гостя.

«Что за хрень пустотная?»

Как оказалось, незнакомец с головы до пят был закутан в одеяло, а по бокам импровизированного савана болтались ремни-фиксаторы. Вроде бы нелепая фигура, наподобие тех неуклюжих привидений из простыней, которыми детишки пугали друг друга с незапамятных времен… но здесь и сейчас смеяться над ней совсем не хотелось. В этом застывшем мгновении бури создание производило настолько же серьезное впечатление, как сам Крадущий Дыхание.

– Ты кто? – прохрипел Толанд.

Не сводя глаз с незнакомца, гвардеец сунул руку под подушку, где лежал его боевой нож. Абордажникам запретили брать в лазарет стволы, но клинки взяли все раненые, кроме самых тяжелых.

– Тебе вопрос задали! – Фейзт выхватил кинжал.

Ответа не последовало. Прогудев над койкой, муха приземлилась на скрытое одеялом лицо существа. Толанд почувствовал, что они оба следят за ним в ожидании следующего хода сержанта.

– Вставайте, братья! – сипло воззвал он к спящим товарищам, затем попробовал снова, сумев выдавить из глотки прерывистый крик, однако никто из бойцов не пошевелился. Фейзт осознал, что зря надрывается: даже если он начнет палить посреди каюты из «Костолома», сослуживцы будут спать дальше. Сражаться ему предстояло в одиночку.

«Как и во всех действительно важных битвах…»

Застонав, Толанд неуклюже поднялся на ноги. Его кишки пронзила острая жгучая боль в открывшихся ранах, но гвардеец проигнорировал ее. Да, сестра Темная Звезда разозлится, однако тут ничего не поделаешь. Пока сержант ковылял к привидению, муха снова начала скрипуче скрежетать лапками, будто насмехаясь над слабостью человека, – призывая его посмотреть…

– Иди к фрагу! – зарычал Фейзт и сорвал с незнакомца одеяло.

Прижимаясь к поверхности бушующего океана, «Кровь Деметра» пробивала своим тупым носом дорогу через волны. Самые высокие валы облизывали верхнюю палубу, и неподвижно стоявший там Иона Тайт крепко держался за леера в том месте, где госпитальер едва не свалилась навстречу гибели. С момента ее ухода мужчина угрюмо размышлял о странном поведении женщины. Что-то не сходилось: слова Асенаты совершенно не объясняли ни ее бешеного рывка к борту, ни ее выражения лица в момент вмешательства Ионы. Проповедник носом чуял ложь (и умело сплетал ее языком). Такие навыки проявились у него в неестественной ночи, что поглотила родной мир Тайта, и за последующие долгие годы он только отточил их.

«Она врала, причем крайне неумело, – размышлял Иона, еще раз прогоняя в голове содержание их беседы. – И ее что-то напугало».

– От чего ты убегала, сестра? – спросил он вслух.

Тайт почти не сомневался, что Асенату устрашила не угроза гибели. Донельзя самоотверженные Адепта Сороритас весьма охотно расставались с жизнью за Императора и Империум. Все они страстно желали обрести мученичество, даже целительницы и ученые. Люди говорили: «Сломать их сложнее, чем космодесантников», – и Иона не возражал народной мудрости.

Мужчина не совсем понимал, почему госпитальер запала ему в душу. Может, он заинтересовался ее тайной или надеялся, что знакомство с Асенатой окажется полезным в мире, где у него нет союзников. Так или иначе, сестра чем-то отличалась от всех Адепта Сороритас, которых встречал Тайт, а встречал он их нередко, особенно с тех пор как начал выдавать себя за священника.

– У нее нет брони, – решил Иона. – Или она раскололась.

Тайт имел в виду не стальной или керамитовый доспех, а истинный щит Сестер Битвы. Трещины возникли в самой вере Асенаты. Значит, она испугалась именно этого, и вполне обоснованно, поскольку соратницы безжалостно обвинили бы ее в грехе за такую слабость. Впрочем, опыт подсказывал Ионе, что умение сомневаться может стать преимуществом. Все зависело от твердости характера сомневающегося.

Как бы то ни было, интересный случай.

– Думаю, Мина, она мне нравится, – сказал Тайт потерянной сестре.

Вблизи от него гроза хлестнула по молниеотводу, породив белую вспышку. Ослепленный, Иона моргнул и увидел серебро…

И теперь он вспоминает сверкающую пулю, пока та несется к нему из пустоты, и леденящее жжение, с которым она, пробив кожу и кости, входит в самую его суть. Он вспоминает шокирующее осознание того, что на всей траектории пуля остается на идеально одинаковом расстоянии от обоих глаз, и неопровержимое понимание того, что это имеет некую грозную важность. Ярче всего он вспоминает мучительную боль мига, когда пуля вспыхивает у него в черепе, словно холодная звезда, превращающаяся в сверхновую, и бесследно уничтожает прошлое, настоящее и будущее за одно бесконечное мгновение.

А потом опускается тьма, и Иона вспоминает, что вообще не должен ничего помнить, потому что для этого нужен мозг, а пуля превратила его в ничто.

– Я – ничто, – шепчет он.

– И ничто не происходит случайно. Совпадений не бывает, – отзывается еретический том, который Иона носил с собой вечно.

С бесконечной медлительностью пустота выпускает его на свободу. Сначала он ощущает вес книги на груди… затем стук своего сердца… и то, как кровь струится по жилам. Невероятно, но Тайт все еще жив, однако собственное тело кажется ему каким-то другим. Онемевшим? Нет… «далеким» – более подходящее слово. Лишь том обладает осязаемой тяжестью, поскольку отныне он сжимает Иону в неизмеримо более крепкой хватке.

– Ты. не удержишь меня, – клянется Тайт, обращаясь к ублюдку с серебряными глазами, который заманил его в ловушку. – Ни ты, ни этот мертвый город.

Открыв глаза, он видит, что стоит снаружи проклятого святилища. Две борозды над входом словно раздробились на множество бессмысленных трещинок. Хотя дверь по-прежнему открыта, теперь за порогом одна лишь тьма. Какая бы сила ни обитала здесь, она ушла, оставив только пустую оболочку, однако пятно от ее касания не стерлось. Сама мысль вернуться туда вызывает у Ионы отвращение, но, возможно, внутри он найдет какие-либо подсказки о природе врага. Кроме того, капкан ведь уже сработал…

Включив фонарь с налобным креплением, Тайт заходит в дверь и попадает в круглое помещение. Оно пустует, его серые стены ничем не украшены, но, приближаясь к центру комнаты, Иона слышит скрип и хруст под ногами. Опустив взгляд, он видит, что пол усыпан битым стеклом. Осколки переливаются бесчисленными оттенками, словно кусочки навеки застывшей радуги. Тайт вспоминает, что после его выстрела раздался звон, – возможно, он попал в какое-нибудь витражное окно?