Я послушно втянула коктейль.

Геральда я видела только раз — всего один раз и всего на пять минут. Он был одет по последней моде ожогового отделения: стерильная шапочка, маска, комбинезон, перчатки, и все это поверх его шитого на заказ костюма. Я могла видеть только его глаза и убеждала себя, что отвращение в них мне просто почудилось.

Мне просто приснилось, думала я. Отвращение и пламя. Теперь у меня два кошмара.

Я все также была прикована к койке капельницами и бинтами, двигаться мог только мой палец, который жал на кнопку вызова, чтобы потребовать еще морфина. В палате был телевизор, но персонал ставил мне только фильмы, одобренные Геральдом. И несмотря на наркотический туман, я была уверена, что не меньше пятнадцати раз видела, как Лео и Кейт пытаются спастись с «Титаника».

По ночам, когда телевизор был выключен, Гвен Стефани без перерыва бубнила о своем дерьме. Так что теперь я знала, чьи песни крутят по дороге в ад. Я была одна в темноте, не могла пошевелиться, слушала Гвен и плакала, не напрягая ни единого мускула на лице. Слезы лились сами.

Толстая. Я стану толстой от высококалорийных коктейлей, постоянно думала я. Я потеряю идеальные девяносто-шестьдесят-девяносто.

С самого детства вся моя жизнь была сосредоточена вокруг сохранения красоты. За вычетом дней, которые я проводила у бабушки Нэтти в Северной Калифорнии. Папа ее не любил и очень старался, чтоб я о ней позабыла. После каждой поездки к бабушке я возвращалась радостной, обгоревшей на солнце, расцарапанной после падения с деревьев, на несколько фунтов тяжелее и с новыми познаниями в области политики, женских дел и религии. Мои тетушки из Атланты терпеть не могли бабушку Нэтти и все время пилили отца, чтобы он запретил мне к ней ездить.

Я ведь родилась в смешанном браке. Папа и его родня были богачами с долин Юга, от Атланты до побережья Южной Каролины. Мама и ее семья были бедными горцами с Юга от Аппалачей до запада Северной Каролины. Мама умерла, когда мне было три года, и бабушка Нэтти упрямо пыталась сгладить папино влияние. Дины открыто презирали ее, называя плебейкой, а то и хуже. Ее толстые запястья украшали браслеты с рубинами и сапфирами, которые она находила в ручье у фермы. Она выращивала молочных коз и рождественские елки, могла спеть любую песню из «Кошек», постоянно заводила бойфрендов, часто младше ее самой, и открыто признавала, что мой дедушка Нэтти был застрелен в 1967 году во время кровавой разборки с кузеном из племени чироки за владение Куалла Бондари.

Я не могу толстеть, мне нельзя быть жирной, думала я в полусне. Толстые девчонки всегда неудачницы. Нужно делать изометрические упражнения, чтобы остаться в форме. Сжимать и расслаблять, сжимать и расслаблять. Если бы я еще могла вспомнить, где находится моя задница…

Мне нужно было поговорить с кем-то, хоть с кем-нибудь. Мне нужно было услышать здоровым ухом голос, который сказал бы, что все будет хорошо. Но Геральд запретил мне любые контакты с внешним миром. Почему? Он так стыдится меня? Если бы он дал мне шанс, я сделала бы все, чтобы снова стать для него красивой. Я позвонила бы Люси, Рэнди и Джуди, я назначила бы процедуры.

Да! Через несколько месяцев, когда хирурги отстанут от меня со своими пытками, я буду готова к съемке крупным планом, мистер де Милль[7]. Я видела слишком много двадцатилетних лиц на телах пятидесятилетних актрис, чтобы сейчас не верить в силу пластической хирургии. Шрамы на всю жизнь — у кого, у меня? Не-а. Иллюзия, благословение капельнице наркотическими препаратами и галлюцинаций, спровоцированных бесконечным повтором «Титаника».

Я плакала каждый раз, когда музыка прекращалась и океанский лайнер, непотопляемый, легендарный, прекрасный, шел на дно.

ТОМАС

Наступило эпических масштабов похмелье. Каждый раз, стоило мне поднять глаза, тест Роршарха бил меня в лоб. Это все проклятое наполовину законченное квилтовое одеяло, висевшее на шесте под потолком столовой в кафе. По субботам здесь собирались местные любители квилтинга. Дельта говорила, что рисунок должен изображать ананас. Абстрактный. Восьмиугольный. Солнечный свет заливал беспорядочную смесь цветов. И провоцировал косоглазие.

Дельте было все равно.

— Давай, звони, — приказала она, глядя на телефон с громкой связью, стоящий между нами на клетчатой клеенке стола. — В Калифорнии уже почти полдень. Кэтрин наверняка проснулась и вот-вот будет есть свой ланч. Это хорошо. Люди лучше слушают меня, когда они голодны.

Неудивительно. Дельта всегда пахла мукой и сахаром, даже по вечерам в выходные. Настоящий афродизиак для душевно голодных. Ее кожа уже приобрела мягкость, характерную для среднего возраста, руки и ноги были приятно пухлыми. Короткие пухлые предплечья усыпаны веснушками, сами руки сильные и быстрые. Она была живым яблочным пирогом. А теперь я видел, как она бессознательно разглаживает складки на фартуке. Пальцы то и дело тянулись к телефону.

Я пообещал всего лишь связаться по телефону. Один звонок, один личный контакт, больше ничего. А тот разговор о том, что Кэтрин Дин переедет к нам и поселится в доме бабушки? Это наивная фантазия Дельты. Дом Нэтти принадлежит мне.

Я выдохнул, глотнул чая со льдом и таким количеством сахара, что во рту слипалось, и набрал номер, который миньоны Равели передали факсом в наше кафе. Нам повезет, если Дельту не станут игнорировать, оскорблять и посылать. Я не хотел, чтобы ей было плохо. Людей, которые верят в доброту человечества, нужно защищать от тех, кто не верит.

Два гудка — и мы связались с противоположной частью континента.

— Ожоговое отделение, — официальным тоном сообщил нам женский голос. — Охрана.

— Я звоню, чтобы поговорить с Кэтрин Дин, — тем же тоном ответил я. — Готов сообщить мой код доступа.

— Благодарю, сэр. Пожалуйста, наберите его и нажмите звездочку.

Я нажал последовательность из десяти цифр и звездочку. Щелчок, потом тишина, потом еще щелчок.

— Ожоговое отделение, — сказал другой женский голос.

— Геральд Мерритт.

— Мистер Мерритт! Сэр, я так рада вас слышать. Вашей жене действительно нужно чаще с вами общаться. Ее психолог просил передать вам, что она чувствует себя очень одинокой. Как и все жертвы сильных ожогов, она страдает от недостатка эмоциональных контактов. Я, как начальник приставленного к ней персонала, вынуждена оспорить ваше решение о запрете на все телефонные звонки от друзей. Ей нужно больше контактов с внешним миром. Сохранение ее публичного имиджа кажется мне слишком большой ценой в ее обстоятельствах. Что мне сказать, чтобы вы передумали?

На это я никак не рассчитывал. Солгать, представившись мужем Кэтрин и передать трубку Дельте — это одно. А вот принимать решение по поводу телефонных контактов Кэтрин — совсем другое дело. Хотя, с другой стороны, ее муж явно оказался тем еще козлом.