– Да? – Эстель явно встревожилась. Феликс знал, о чем она подумала: не слишком ли женская эта пьеса? – Они так хорошо справлялись с военными темами! Вы думаете, актеры проникнутся?.. Вся эта магия, духи, феи… Ваш «Юлий Цезарь» был таким четким!

– Актеры проникнутся, можете не сомневаться, – сказал Феликс. – Это пьеса о тюрьмах.

– Правда? Я никогда не задумывалась… Возможно, вы правы.

– К тому же, – добавил Феликс, – там раскрываются вечные темы.

Он имел в виду, месть – тема поистине вечная, но не стал говорить это вслух, чтобы Эстель не встревожилась еще больше. Он знал, что она скажет. В мести столько негатива. Дурной пример. И особенно если учесть контингент зрителей.

Он не знал, что ответить, если она спросит, какие именно темы.

Но она беспокоилась о другом:

– Вы думаете, что министры… У них и так есть сомнения, стоит ли продолжать нашу программу… Может быть, если вы выберете что-то менее… – Она умолкла, подбирая слова.

– Министры тоже проникнутся, – сказал Феликс. – Безусловно.

В тот же день

На своем дребезжащем синем «пежо» Феликс едет вверх по холму, направляясь к двойной высокой ограде из крепкой металлической сетки с колючей проволокой поверху. Опять пошел снег. Настоящий снегопад. Хорошо, что в машине лежат лопата и мешок с песком. Возможно, вечером Феликсу снова придется раскапывать снежный завал на въезде на подъездную дорожку, чтобы поставить машину. Сердечный приступ, инфаркт: когда-нибудь он надорвется, махая лопатой, свалится прямо в снег, и его закоченевшее тело найдут только на следующий день. Одиночество тем и опасно.

Он останавливается у первых ворот, ждет, когда их откроют, едет ко вторым воротам, на контрольно-пропускном пункте открывает окно, предъявляет пропуск.

– Можете проезжать, мистер Герц, – говорит охранник. Феликса здесь знают в лицо.

– Спасибо, Герб, – говорит Феликс. Он въезжает в промерзший внутренний двор, ставит машину на выделенное ему место. Он не закрывает машину. Зачем? Здесь ее точно никто не угонит. Он идет по дорожке, уже посыпанной реагентами для таяния снега, нажимает знакомую кнопку на домофоне, называет свое имя.

Раздается щелчок. Дверь открывается, и Феликс входит в теплое помещение с уникальной смесью запахов, которую не перепутать ни с чем. Несвежая краска, легкая плесень, скучная казенная пища, съеденная без всякого удовольствия, запах экскрементов. Люди ходили здесь сгорбленными, с низко опущенной головой. Запах бедности и сиротства. Кишечных газов, пропитанных луком. Холодных босых ног, влажных полотенец, долгих лет безотцовщины. Запах невзгод, пронизывающий все вокруг, словно злое заклятие. Но Феликс знает, что может снять это заклятие, пусть лишь на время. На краткий миг.

Феликс проходит через рамку металлоискателя, через которую положено проходить каждому, кто входит в здание. Это очень чувствительный аппарат, способный выявить канцелярскую скрепку, булавку или лезвие бритвы, даже если ты их проглотишь.

– Показать, что в карманах? – спрашивает он охранников на проходной. Дилан и Мэдисон, так их зовут; они служат во Флетчере столько же, сколько сам Феликс. Один очень смуглый, другой, наверное, китаец. Дилан – сикх, носит тюрбан. На самом деле его зовут Дхиан, но он представляется Диланом, потому что, как он объяснил Феликсу в самом начале, не все выговаривают его настоящее имя.

– У вас все чисто, мистер Герц.

Они улыбаются. Что запрещенного пронесет в тюрьму безобидный старый театрал?

Слова. Вот чего следует опасаться, мысленно обращается к ним Феликс. Реальная угроза – в словах. И ни один сканер их не обнаружит.

– Спасибо, Дилан. – Феликс улыбается скорбной улыбкой, как бы говоря, что в его случае эти формальности ни к чему. И они это знают, все трое. Милейший человек. Престарелый чудак, слегка приболевший на голову. Ничего интересного, ребята. Здесь не на что смотреть. Проходим, не задерживаемся.

– Что будете ставить в этом году? – спрашивает Мэдисон. – Какую пьесу?

Охранники и надзиратели тоже смотрят премьеры фильмов, снятых участниками Шекспировского курса, – смотрят вместе со всеми. Каждый год Феликс читает небольшую лекцию о поставленной пьесе специально для штата охраны, чтобы они ощущали свою причастность к происходящему. Нельзя, чтобы заключенные развлекались, а охранники оставались не при делах. Это чревато последствиями. Будут копиться обиды, и в итоге у Феликса могут возникнуть проблемы. Вплоть до саботажа и пропажи самого необходимого реквизита и технического оборудования. Эстель заранее предупредила его об этом, и он постарался умаслить всех, кого нужно. И пока что все шло хорошо.

– «Макбет» был мощный, – говорит Мэдисон. – Бой на мечах разыграли шикарно!

Разумеется, это были не настоящие мечи, но картон – материал универсальный.

– Да! А Макдуф-то, Макдуф! Смотри на голову злодея! – говорит Дилан. – Урод получил по заслугам.

– Очень сильно! – говорит Мэдисон. – Пробрало до печенок. Что-то страшное грядет. И вправду жуть. В хорошем смысле. – Он сгибает пальцы, изображая кривые ведьминские когти, и издает хриплый смешок. Феликс не устает поражаться тому, как всем и каждому хочется приобщиться к спектаклю, если где-то поблизости ставят спектакль.

– Кость дракона, волчье ухо, – говорит Дилан скрипучим старушечьим голосом. – А как насчет той, со стрелами? Я видел по телику экранизацию. Псы войны, все дела. Я помню этот фрагмент.

– Со стрелами было бы круто, – подхватывает Мэдисон. – И с псами.

– Да, – говорит Дилан, – но настоящие стрелы нельзя. И псов тоже.

– В этом году будет слегка по-другому, – говорит Феликс. – Мы ставим «Бурю».

– А это что? – спрашивает Мэдисон. – Никогда о такой не слышал. – Они говорят так каждый год, чтобы поддразнить Феликса; никогда нельзя быть уверенным, придуряются они или и вправду не знают.

– Там что-то про феечек, – говорит Дилан. – Да? Летают в лесочке и все такое. – Судя по голосу, он не слишком доволен.

– Вы путаете со «Сном» – говорит Феликс. – «Сном в летнюю ночь». В «Буре» нет феечек. Но есть всякая нечисть и злые духи. – Он делает паузу. – Вам понравится.

– Там будут боевые сцены? – спрашивает Мэдисон.

– В каком-то смысле, – говорит Феликс. – Там будет гроза, гром и молнии. И еще месть. Определенно там будет месть.

– Класс! – говорит Мэдисон. Оба охранника обрадовались. О мести они знают не понаслышке: за время службы в колонии они повидали немало ее проявлений. Отбитые почки, самодельное лезвие в горле, кровь в душевой.

– Вы всегда выбираете то, что надо. Мы в вас верим, мистер Герц, – произносит Дилан.

Дурачье, думает Феликс, никогда не доверяйте профессиональному лицедею.