– Поговорим? – зловеще спросила Елена.

– Пожалуйста. – Караванов вздернул подбородок, как пионер-герой перед казнью.

– Какое объяснение ты готов дать запаху духов? – спросила она голосом мирового судьи.

– Никакого… – пожал плечами Караванов. – Объяснения и решения – это все твои проблемы. Я просто не готов отрицать запах духов, а дальше думай и действуй по своему усмотрению!

– В таком случае попробуй объяснить, для чего мы вызывали семейного психолога? Ходили покупать простыню? Или ты считаешь, что у меня так много времени на твое половое созревание? – взъярилась Елена.

– Между прочим, когда я тебе много лет говорил про психолога, ты мне что отвечала? Что все они шарлатаны! Но что если придет профессионал и вытащит все наружу, то ты со мной тут же разведешься! Ты забыла?

– Помню!

– Так вот пришел профессионал! Так что делай теперь, как считаешь нужным… Я согласен на любой вариант, в том числе и на развод! – сообщил Караванов с трагическим лицом, собирая портфель.

– Скажи, неужели в твоем возрасте нельзя научиться решать сексуальные проблемы, чтобы о них не стало известно семье и работе?

– На работе об этом ничего не известно! – набычился Караванов.

– Хочешь, поспорим на бутылку коньяка, что все известно? – спросила Елена.

– Давай! – протянул руку для заключения пари Караванов с испуганным лицом.

– Только поставить мне ее, когда у нас с тобой бюджеты будут разные. А то так неинтересно… – устало предупредила Елена голосом классной руководительницы, которую извел махровый двоечник. – Волкова Елена, 28 лет, менеджер по продажам, разведена…

– Где ты это узнала? – дернулся Караванов. – Во-первых, у нас ничего такого не было…

– Какая теперь разница? Если узнала, значит, все было на виду! Ты пришел в духах, этого достаточно для развода. Я никогда не нагружала тебя чужим мужским парфюмом, – напомнила Елена, и Караванов удивленно вскинул брови, «мол, про тебя это вообще не обсуждается». – Вопрос не в этом, а в том, что ты опять не отвечаешь за базар! Я уже не знаю, до чего жизнь довела двадцативосьмилетнего ребенка, что он бросился на этот пьяный, слюнявый, пожилой агрегат для секса… но объясни, для чего мы вызывали психолога?

– Ты можешь говорить все, что тебе вздумается. Тебе меня не задеть! Я покрылся броней! – прищурился Караванов.

– Ну ты бы видел себя вчера в качестве героя-любовника. Ты же «му» сказать не мог!

– А вот уж это тебя не касается! Потому что «му» я собирался сказать не тебе!

– Меня касается не конкретное «му». Меня касается то, что ты потребовал психолога, чтобы что-то исправить… ты согласился взять тайм-аут и посмотреть, сможем ли мы изменить отношения… и тут же нарушил все договоренности! Да еще и начал внебрачные отношения публично! Так, чтобы видели все! – загибала пальцы Елена.

– Во-первых, я еще ничего не начал! У нас ничего не было! Но я спокойно говорю: выгони меня! – предложил Караванов.

– А тебе эта многоходовка ничего не напоминает? А мне напоминает! Она такая же, как с квартирой, когда ты пообещал Толику квартиру, потом не смог ее ни выбить из начальства, ни заработать деньгами и каждый раз премиленько разводил руками: «Ну выгони меня!» – напомнила Елена.

– Но я же сделал ее в конце концов! – взмахнул руками Караванов, на что она тяжело вздохнула и вышла в кухню.

Там была гора грязной посуды, и Елена вцепилась в нее, надев резиновые перчатки. Кухонная работа помогала сосредотачиваться. Продумывая интригу важного интервью, она, например, очень любила чистить картошку или месить тесто.

«Меньше всего он похож на влюбившегося, – думала она. – Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы трахнуть кого бы то ни было без вещдоков. Бедный Караванов доказывает, что он кому-то нужен… что его кто-то хочет… господи, да ради бога, пусть расцветают все цветы… но только после истории с квартирой это уже не ко мне…»

Она прислушалась к себе и вдруг совершенно неожиданно для самой себя объявила: «Я развожусь… Я развожусь с Каравановым, которого я, скорее всего, даже люблю. Но с которым мне скучно и совершенно незачем быть вместе… потому что мне всего сорок пять, и я должна наконец успеть пожить так, как мне хочется!»

Поначалу ее саму так ошарашило это заявление, что она чуть не выронила чашку. Ведь всю жизнь Елена старалась сначала угождать маме с папой, потом создавать условия Лидочке и мужьям, а сама уж как-нибудь… До сих пор она ездила к родителям и вывозила грязь из их квартиры. Готова была оплачивать домработницу, но им это было не по кайфу. Видимо, матери очень нравился вид Елены, стоящей на коленках под раковиной и выгребающей оттуда мокрый протухший мусор. Потому что кидать его точно в ведро родители даже не силились, ссылаясь на плохое зрение. Хотя, что называется, ложку мимо рта по этой причине никогда не проносили…

Унизительными были не сами субботники, а свинское отношение. Она могла вытащить из горы грязи подаренные матери французские духи или дорогие колготки. Найти среди банок с крупой перчатки, выудить из горшка с цветком действующие часы, которые при этом ищутся по всему дому; а из бака с грязным бельем – семейные фотографии прошлого века. Родители благополучно впали в капризное, обидчивое, при этом контролирующее все и вся детство. И вещи в их жизни забыли свои места и функции. Они словно вылавливали их из космоса в нужную минуту. И если вещи не вылавливались, то покупались новые. Естественно, на Еленины деньги.

В перестройку у нее был хахаль – армянский физик, очень опасным образом спекулирующий компьютерами, чтобы содержать семью родителей, оставшихся в Ереване.

– Неужели твоя мама не удивляется, что ты посылаешь ей такие деньги? Разве она не понимает, сколько получает старший научный сотрудник? – спросила как-то Елена.

– У нас так не принято. Я же армянский сын, а значит, это мое дело, где я возьму деньги, – пожал он плечами.

Короче, для собственных родителей Елена была армянским сыном, который все берет под ключ. При этом в путевку входят бесконечные оскорбления, контроль и претензии. Визит к родителям выглядел совершенно стандартно: они с Лидой или Каравановым радостно появлялись на пороге с пакетами еды и подарков, а потом, пропахав носом накопленную грязь, обиженные хозяевами, выходили с теми же пакетами, только уже груженными мусором. Выбрасывали его в помойку и только тогда расправляли плечи.

Вина Елены заключалась в том, что родители прожили свою жизнь совсем не так, как хотели. Новая реальность жирно подчеркнула это. И Елена оказалась основным ответчиком по вопросу не только потому, что родители больше почти ни с кем не общались и варились в собственном соку. Но и потому, что, видимо, из-за ее рождения остались в браке и на старости лет поняли, что это было ошибкой…

«Итак… – подумала Елена. – Я развожусь с Каравановым. И начинаю новую жизнь… И я больше никому ничего не должна!»