– Я в курсе. Мне судья Кочергина рассказывала…

– Ну, слава богу, что этой дуры больше не будет на процессе. Только и вы не подкачайте. А завтра… Хотя еще неизвестно, будет ли завтра заседание.

– Я выясню сейчас, – произнес Высоков.

Достал из кармана мобильный и набрал номер Сперанского.

– Как хорошо, что ты меня вспомнил, – обрадовался Николай Степанович, – только что мне звонили с Исаакиевской площади… то есть с Почтамтской улицы… Ну ты понял – из прокуратуры… Прокурор города со мной связывался… Короче, плохие новости.

– Я уже знаю, что случилось с Марьяновым.

– Ну да, печально все это. Трагедия для семьи, для друзей, для сослуживцев… Но, как говорится, жизнь не стоит на месте, следствие продолжается. Короче говоря, городской прокурор сообщил мне, что дело передано другому сотруднику, который изучал материалы прежде и сейчас взял на просмотр. То есть я чего звоню… То есть это ты… Просто путаюсь немного. Главное, что завтра в десять утра, как планировалось, суд состоится.

Разговор был по громкой связи, генерал Корнеев внимательно слушал.

– Ладно, – произнес он, когда Высоков убрал аппарат в карман, – молодцы прокурорские, дело свое хорошо знают. Сейчас я вас ко входу подвезу.

– Сам дойду, тут и трехсот метров нет. Полезно для здоровья, а то работа у меня сидячая. Даже на свежий воздух выбраться времени не хватает.

– Тогда приглашаю на свою дачу в ближайшие выходные. У Сперанского все-таки вы были позавчера… Мне жена рассказывала. Вы ей понравились. Да и дочке, если честно. Она у меня спросила, что вы за человек… А что я мог ей сказать? Но теперь точно скажу, уж вы не сомневайтесь.

Высоков открыл дверь, но перед тем как выйти, попросил:

– Если что-то по убийству Марьянова станет известно…

– Буду держать в курсе, – не дал ему договорить генерал. – Ну удачи нам всем: ведь одно дело делаем.

Владимир Васильевич вышел из машины и удивился тому, как ослабли его ноги: то ли от сидения на низком автомобильном кресле, то ли от волнения. Он шел к зданию городского суда, раздавленный тем, что только что услышал. Понимал, что он вне подозрений. Никто не сомневается, что за убийством стоит преступный авторитет Каро Седой, а значит, следствие будет отрабатывать лишь одну версию.

Но все равно сердце билось быстро и дыхание перехватывало, не давая Высокову глубоко вдохнуть и прийти в себя, как будто он только что пробежал на лыжах марафонскую дистанцию.

Когда уже подходил к зданию, позвонил Николай Степанович.

– Я вот что подумал, Володя. А не отдохнуть ли тебе сегодня? Скажи своей секретарше… Ах да… Ну все равно скажи всем, что ты поехал сдавать нормативы по стрельбе, а потому не вернешься… Типа того, что в прокуратуру заедешь… Знаешь, куда ехать?

– Где прокуратура находится? Знаю. Конечно.

– Тьфу ты! Какой непонятливый! Где ты обычно норматив сдавал – знаешь? Ну вот туда и поезжай, чтобы без всякого обмана. Если ты сказал, что в тир отправляешься, значит, там и должен находиться.

– Так надо со своим пистолетом?

– Кому надо? Нам нужна галочка в ведомости, что ты сдал. Только не промахнись, не укокошь там кого-нибудь. Шучу.

Сдача норматива много времени не отняла. Высокову дали пистолет и сказали, что в нем пять патронов: два для пристрелки и три на результат. Владимир Васильевич вскинул руку и почти не целясь выстрелил три раза.

– Куда вы спешите, – возмутился инструктор, наклоняясь к трубе, чтобы разглядеть попадания… вы же… Ого! У вас три десятки. У вас не просто зачет, а с отличием. Как говорится, твердая рука – друг индейца. Стрельбой из пистолета занимались?

– Биатлоном. Но из мелкашки стрелял достаточно много.

– Тогда я подкину вам еще патрончиков. Попробуем еще семь раз… Десять выстрелов, как на городских соревнованиях правоохранительных органов.

Обойму Высоков заполнил полностью. А потом семь раз нажал на курок, делая небольшие промежутки между выстрелами.

– Ни фига себе! – изумился инструктор. – Все десятки. Одна, правда, спорная. Но десятку бы засчитали. Среди судей вы однозначно лучший. Но на городских соревнованиях такой результат был бы у нескольких стрелков. Назначили бы перестрелку, а потом с выбыванием до первого промаха. Сейчас я вашу мишень вам принесу: такую нестыдно дома над кроватью повесить, чтобы жена гордилась, что у нее муж не промахивается.

Инструктор направился за мишенью, а Владимир Васильевич достал из пистолета обойму, вынул из нее последний оставшийся патрон и сунул в карман.

Вернулся инструктор и протянул ему мишень.

– Давайте я вас включу в список участников соревнований. А когда же у нас ближайшие? – Он посмотрел на Высокова, словно тот лучше него знал ответ на этот вопрос, и тут же произнес: – Разве что в июле в честь профессионального праздника следственных органов. Давайте и вы поучаствуйте! Глядишь, чемпионом города станете, а если так же отстреляетесь, как и сегодня, глядишь, мастера спорта присвоят. Будете носить значок мастера на служебном кителе.

– На мантии, – уточнил Высоков, – я вообще-то судья.

Он вернулся домой и застал на кухне Настю, которая готовила что-то вкусное. Запах еды Высоков почувствовал еще на лестничной площадке.

– Ой, – вскрикнула девушка, – что ты не предупредил? У меня еще ничего не готово.

Он подошел и обнял ее.

– Не хочу есть. Хочу полежать немного. Если честно, то я сегодня не выспался.

– Прости, – шепнула Настя и поцеловала его. – Иди приляг, а я закончу здесь на кухне и проберусь к тебе под бочок…

Владимир Васильевич шел по берегу озера с удилищем руках. Озеро было большое, и за деревьями на далеком противоположном берегу сквозь дымку проступали призрачные высотные дома. Стая уток пролетела над озером, а потом опустилась в камышах. Владимир Васильевич хотел забросить удочку, но вспомнил, что не приготовил наживку… Теперь он держал в руках голый крючок и удивлялся не своей рассеянности, а тому, что не помнит, как здесь оказался. Крючок был кованый, большой – на таких обычно ловят очень крупную рыбу: сома, например. Высоков смотрел на озеро и все больше узнавал его. Это было озеро Разлив, знакомое еще с детства – с того времени, как он с мамой поселился здесь. Он даже место узнал – отсюда до их дома километра четыре или того меньше. Сюда он обычно приезжал на велосипеде. Возле камышей забрасывал удочку, ждал поклевки. Но теперь как раз в том самом рыбном месте стоит бревенчатый дом… Не старый, а совсем недавно построенный: бревна свежие и покрыты светло-коричневой морилкой. Высоков направился к дому, удивляясь тому, как мало в нем окон. Почти подошел, как услышал плеск воды за своей спиной. Обернулся и увидел в озере седого мужчину, лицо которого показалось ему знакомым. Качанов. Каро Седой не купался, а просто, зайдя в воду по пояс, плескал на себя пригоршни воды. Все тело его было в синих татуировках. Качанов смотрел на Владимира Васильевича и широко улыбался.