— Ускакала от меня! — и дружно рассмеялись.

— Вот, то же самое у нас будет на сцене. На фоне черного бархата, в абсолютной темноте, весь реквизит, который находится на сцене, будет светиться. Ну, вы, конечно, знаете последний закон физики — принцип «холодного свечения»?

— …

— Так вот. На сцене все будет, как в сказке. Если в сказке одеяло летает, значит, на сцене оно тоже будет

летать. Печки-ложки-вилки-свечки! — разгонялся Витюшка, размахивая плавно руками. — Все это летает, кружится, и даже наш маленький… опустил он руку к колену, показывая размеры Пухарчука, — даже наш ма-а-ленький лилипутик будет перед вами… что делать?

Как и ожидалось, воображения хватило сказать: бегать, прыгать, плясать и непонятно кого искать.

— И даже сам ма-а-ленький лилипутик будет перед нами… Летать!

— Летать! — задребезжали стекла в учительской.

— Летать! Летать! — как крыльями, закрутил кистями рук Витюшка. — Прыг — и полетел, без всяких там веревочек, ниточек, лесочек…

— Как же это?! — вскричали учителя. — Без лесочек-то?!

— А вот это и есть наше представление. — Это эстрада, цирк, с участием артистов-лилипутов.

— Ну как, товарищи? — обратилась завуч к преподавателям. — Идем?

— Идем, идем! — зашумела аудитория. — Черт с ним, с рублем, раз в жизни такое бывает, что ж мы, не соберем?

— Сколько вам нужно билетов? — тут же изменился Левшин, переходя к деловой части беседы.

— Ну… я не знаю… — протянула завуч. — Для каких по классов?

— Наш удивительный «Мойдодыр» предназначается для всех пионерских классов! Это же фантастическое представление, к нам приходят на спектакль даже научно-исследовательские институты, так что сами понимаете…

— То, что вы рассказали, это, безусловно, интересно, но цена… нельзя ли как-нибудь подешевле?

— Да вы что? — обиделся Левшин. — Мы же вам не какой-нибудь кукольный балаган! У нас артисты-лилипуты! Это вам не что-нибудь…

— Да, да, — понимающе закивали преподаватели. — Лилипуты, к тому же летающие, это интересно.

— Хорошо, — сказала завуч, — я в среднем возьму па каждый класс по тридцать билетов. Итого, — начала она считать, — девять начальных классов, и с четвертого по шестой — тоже девять… пятьсот сорок билетов, — посмотрела она на Левшина и тут же встрепенулась: — Но мы же занимаемся в две смены!

— Отлично, — успокоил ее Витюшка. — У нас лимит спектакля — триста рублей. Если на каждое представление придет по триста человек, то для вашей школы сделаем два спектакля.

— Это все так говорят, — послышались недовольные голоса преподавателей. — А как придешь, сесть некуда, стоишь весь спектакль. Вы нам укажите на билетах места, чтобы мы пришли и сели, как положено.

— Товарищи! — прервал Левшин волнение. — Я как администратор единственного «черного театра» просто не могу вас обмануть. У нас норма, больше трехсот человек нам не надо. Вы берете билеты и садитесь, где вам удобно, кроме вашей школы больше никого не будет.

Он отсчитал завучу шестьсот билетов.

— А что же на них ни числа… ничего нет? — спросила она. — Они совсем чистые…

— Дело в том, что мы не можем предугадать, какой школе когда удобно прийти на представление. Давайте сейчас согласуем время. У нас сегодня десятое сентября. Значит, первый спектакль мы сделаем на двенадцатое для второй смены… часов в одиннадцать, а для первой смены, мне кажется, час дня будет удобно.

— Согласна, — кивнула завуч.

— Вот мы и договорились! — воскликнул Витюшка. — Что еще хочется сказать. Денежку вы сдадите перед

началом спектакля нашему директору в кассу, он будет сидеть прямо перед зрительным залом, если лишние билеты останутся — тоже сдадите, ну, а если нужно будет докупить, у него все и купите. Оставляю вам афишу… вот, пожалуйста, — отдал он рекламу.

* * *

— Ну? — довольный сам собой, спросил меня Лев шин, когда мы вышли из школы. — Понял, что к чему?

— Ты даешь!

— Да, — усмехнулся Левшин. — Ничего ты не понял Учителя — это самые бестолковые ребята на свете. На них никогда ни в чем нельзя положиться. Ты уверен, что все шестьсот билетов будут проданы?

— Конечно!

— И я уверен. Но когда за полчаса до начала спектакля все билеты приносят назад и говорят: «Вы уж извините, но школа сегодня на спектакль, по причине золотушного поноса, прийти не может…» Вот тогда тебе Закулисный такую пилюлю выпишет, что ты навсегда забудешь отдавать билеты завучу, а будешь делать в каждом классе объявления и раздавать билеты учителям в отдельности. Только тогда еще можно быть на пятьдесят процентов уверенным, что какая-то часть билетов будет продана. Понято?

— Принято, — кивнул я.

— Теперь по поводу детских садиков. Узнаешь, где какие находятся, и отдашь билеты заведующей, если ее нет, то методисту, здесь все проще. Текст рекламы запомнил?

— Запомнил.

— Остальное придет с годами. Жалко мне тебя, — поморщился Левшин. — Как представлю твою кислую рожу, когда будешь делать объявления… У тебя же ни одного билета не купят. Больше жизни, парень!

— Мне кажется, что выйдет не хуже, — обиделся я. — Ты прежде чем убегать, деньги давай, мне жрать не на что.

— А вчера на что жрали? — обалдел Левшин. — Осталось семь копеек.

Прошло всего три дня с получения суточных. За это время я узнал, что пирожки с прошлогодней капустой — это восточная роскошь, что лучше взять целую буханку хлеба, чем купить по копейке в столовой, что горячий чай лучше водопроводной воды в туалете, что тиснуть бублик — это не воровство и не карается законом и что в такой стране, как наша, умереть с голоду, при всем желании, тебе просто не дадут, так же, как и пожить по-человечески. Еще я чувствовал, что многое и многое мне предстоит узнать на моем нелегком пути Служения искусству.

Мы по— братски разделили семь копеек, и я поехал на свое первое дело: снимать ближайшую «точку» -Дворец культуры «Тонус». Эта ближайшая «точка», куда меня направил Левшин, оказалась почему-то в противоположном конце города. Огромное здание из стекла и бетона выглядело несколько мрачноватым. Я постоял немного и с самым разнузданным выражением лица рванулся навстречу его обитателям.

— Куда?! — заорали дежурные старушки, увидев меня.

Одна была маленькая, с юркими мышиными глазками и восточной внешностью, другая — черт ее знает.

— К директору, — замялся я.

— А кто таков? — теперь уже не спеша, уселись они в свою будку и чинно начали допрос.

Безделье окончательно вывернуло им мозги наизнанку, и теперь я был для них самый желанный гость, которого можно было порасспросить, подергать и после часовых допросов сказать, что директора уволили лет пятнадцать назад, а вместо Дворца культуры сделали Дворец трезвости. К сожалению, я понял это слишком поздно. Старушки угорали со смеху от моих рассказов, я набивал на них руку, а Время не просто убегало, оно убегало вприпрыжку и без оглядки.