– Ничего, – приободрил я парня. – Не успеешь до перемены, подожди до звонка. Как тут рассосется, сунь мне шмотье, а сам беги на урок. Если про завучиху спросят, скажешь…

– Что ее сначала в учительской не было, я ждал, а потом оказалось, что это ошибка, – скучным голосом суммировал Сашка.

– Александр, ты гений! – заявил я и подтолкнул братишку к двери.

Но тут пацан уперся:

– А все-таки, где ты был? Мама уже собралась в милицию заявить, но Гена ее отговорил. С тобой все в порядке?

Я смутился от обеспокоенного взгляда, обшаривавшего мое беззащитное тело в поисках возможного ущерба. Развернув Сашку лицом к двери, я легонько толкнул его в нужном направлении:

– Да в порядке я. Давай, дуй.

Александр успел до звонка. Он ввалился в туалет весь красный, с прилипшей ко лбу челкой и сползшими на кончик носа очками. Говорить не мог – так запыхался, бедняга. Несмотря на спешку, братишка разыскал не только штаны и свитер, но и облезлые, просившие каши кроссовки, которые мать, очевидно, забыла вышвырнуть на помойку. Единственная приличная пара обуви исчезла вместе с прочими деталями туалета во время первого полета с волчком. Пока я копошился в кабинке, Сашка стоял на стреме, пересказывая мне через дверь семейные новости. Поначалу Гена рвал и метал, но мать, причитая, промыла ему глаза, и под рюмочку отчим успокоился. Когда и на следующий вечер я не вернулся, мама забила тревогу – я никогда не проводил вне дома две ночи подряд, да еще и неизвестно где…

Волчок выскользнул из моих пальцев, чуть не нырнув в вонючий зев унитаза.

– Что?! Что ты сказал? – Я бросил игрушку в пакет из-под одежды и выскочил из кабинки. – Какие две ночи?!

Александр недоуменно воззрился на меня, но тут надсадно загремел звонок. Движимый скорее инстинктом, чем здравыми соображениями, я схватил братишку в охапку и вытащил из туалета. Мы втиснулись за стеклянную дверь на лестничной площадке, так что орущие орды выпущенных на свободу приматов обтекали нас и заслоняли от хищного взора учителей. Я продолжил допрос. Оказалось, что не ослышался. По всему выходило, что время тут и в Среднем мире текло с разной скоростью. Все мои похождения в Дарро и Саттарде не могли занять более пяти часов. Дома же я отсутствовал почти двое суток! А если бы меня засадили в депот…

Перед моим внутренним взором нарисовалась живописная сцена: на звонок знакомую дверь открывает пухлый очкастый мужчина, на каждой ноге которого висит по сопливому сорванцу, и измученным Сашкиным голосом спрашивает: «Мальчик, тебе кого?»

– Лиан? Лиан! – надрывался этот самый голос, пытаясь привлечь мое внимание. – Где же ты пропадал? И куда делась твоя одежда? И почему…

– Это долгая история, – начал было я, но тут через стекло лестничной двери заметил четверых гориллоподобных десятиклассников, проталкивавшихся к туалету в кильватере моего давешнего рекрута. Не у одного Сашки были покровители в старших классах. Предатель оживленно жестикулировал, указывая на сортир, а звероподобные ряшки его эскорта изображали радостное предвкушение.

– Александр, ты молодец! – сжал я брата в охапку. – В следующий раз будешь кросс сдавать, думай обо мне в туалете!

Братишка недоуменно захлопал глазами. Амбалы штурмовали сортир. Я с Сашкой на буксире устремился вниз по лестнице. К счастью, пятки мои снова были как новенькие, Ветер Времени постарался. На бегу я размышлял, куда податься. Высидеть оставшиеся уроки да еще объясняться с учителями насчет прогулов внезапно показалось задачей почти непосильной. Адреналин в крови рассосался и оставил после себя только ощущение пустоты, равнодушия и смертельной усталости, сделавшей голову, ноги и руки ватными, как во время гриппа. Я сообразил, что не спал уже двое суток. Хоть по моим биологическим часам я пропустил только одну ночь, за прошедшие шесть часов я успел сгонять в иную вселенную и обратно. Кто знает, как полеты с Ветром Времени влияют на хрупкий подростковый организм? Короче, спать в своей постели гораздо приятнее, чем за жесткой партой.

Наказав Александру возвращаться в класс, я поплелся домой. Он порывался за мной, но я убедил парня, что дуэнья мне не нужна, только его ключи. Дома было темно и тихо, куртка моя мирно висела в коридоре на том самом крючке, где я ее оставил вчера… нет, позавчера. Хорошо, не успел ее прихватить, а то бы теперь щеголял так. Сил хватило, только чтобы дотащиться до кухни, выдуть стакан воды и добраться до комнаты, которую я делил с Сашкой. Заснул я прежде, чем голова коснулась подушки.

Автобусная остановка была безлюдна. Фонарь мигал. Сиреневое гало выхватывало из темноты пластиковую будку, переполненную урну, отрезок пустынной проезжей части с частоколом черных тополей на той стороне. Потом свет гас, и все заливала темнота, будто кто-то опрокидывал на этот кусочек мира бутылку чернил. Рекламный плакат с Анталией сменили. Теперь на экране сиреневого кинематографа была обычная карта метро. Точнее, так мне показалось на первый взгляд из-за пересекающихся разноцветных линий и кружочков, обозначающих станции. Свет фонаря смывал чернила с бытия всего на несколько секунд за раз, так что мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что к метро карта не имеет никакого отношения.

За поцарапанным пластиком была только одна ветка, вверху упиравшаяся в многогранник, украшенный изображением то ли птицы, то ли ящера в короне. Витиеватая надпись над этой «станцией» гласила: «Верхний мир». Отсюда, согласно карте, пассажир мог отправиться на Запад или в Средний мир, обозначенные полусферами, висящими по центру Оси. Это напоминало значок пересадочной станции, вроде узла «Гостиный двор – Невский проспект». Только вот Средний мир был отмечен символом, напоминавшим тюльпан с четырехконечной звездой на месте пестика и двумя стальными лезвиями вместо тычинок. Эмблема Запада походила на мечту безумного геометра – два треугольника, вписанные друг в друга и заключенные в шестиугольник с неравными гранями. Оканчивалась эта транспортная ветка не оригинально – в Нижнем мире, щерившемся клыкастым черепом из туза пик, который перевернули вверх ногами.

Странным образом карта показалась мне знакомой, но прежде чем я успел сделать выводы, фонарь снова погас. Из темноты впервые раздался звук: легкое прикосновение подошв к асфальту. Шаги падали редко, как первые капли дождя. Они приближались со стороны проезжей части, будто ночной путник шел посреди дороги, не смущаясь опасностью быть сбитым случайной машиной. После паузы, показавшейся мне бесконечной, сиреневый свет вспыхнул снова. Я увидел длинный, свободный плащ, и в сердце шевельнулась беспокойная радость. Дама в шляпе!

Еще несколько широких шагов, и прохожий оказался весь на свету. Никакой шляпы. Только капюшон, бросающий тень на лицо. Плащ скрадывал подробности фигуры, что делало невозможным определить пол владельца. Человек застыл прямо посреди дороги. Нас разделяло около пяти метров, но я был уверен, что невидимые глаза смотрят прямо на меня.

– Имя, – голос, как дуновение ветра.

Слово прошелестело над ухом, заставив волоски на шее встать дыбом. Я понимал, что надо повернуться и бежать, бежать туда, где солнце, тепло и шум других голосов. Но я знал, что все бесполезно. Что за кругом сиреневого света нет ничего – только тьма, пустота, тишина. Вечность.