конфет, она никогда не съедала их сразу. Она уносила их к себе и ела по одной, стараясь растянуть сосание. Она сосала их, когда у мальчиков уже давно ничего не было, сосала их нарочно так громко, чтобы мальчики слышали.

Федя стал играть с Нелли в куклы. Они играли в доктора, в крестины, в переезды, и это было очень интересно. У Феди была железная дорога. Нелли пускала с Федей поезда, и в них сажали кукол, нагружали всю мебель.

Во дворе играли в кондитерскую. Делали торты из песка, украшенные лепестками ромашек и колокольчиков, делали варенье из разрезанных цветов. И наконец, ходили в кухню и из остатков теста скатывали, лепили и пекли настоящие маленькие крендели.

Приходили девочки с соседнего двора. Играли все вместе, и все, <наперев>, целовали Федю. Он пришелся им очень по вкусу.

– Какой хорошенький мальчик! Пусть он всегда будет играть с нами.

* * *

В саду трава была сеянная, и в траве росли маргаритки.

Было раннее утро. Нелли в белом платьице и Федя собирали маргаритки и делали маленькие букетики.

Вдруг за липой послышался выстрел. Это Боба стрелял воробьев.

– Федька, Нелька, скорее сюда! Смотрите, как ловко я стреляю!

Дети подбежали.

Боба держал за ноги воробья.

– Посмотрите-ка на этого воробья.

Нелли протянула головку и вдруг отскочила. Она бросила маргаритки на землю и стала топать ногами.

– Гадкий, гадкий, злой мальчишка, что ты наделал! Гадкий, гадкий!

Она замахала руками, бросилась в траву и истерически заплакала.

Федя тоже протянул голову.

У воробья была отстрелена голова. И пушок и перья были забрызганы кровью. Но не это было страшно. Страшно было другое. На брюшке не было перьев. Вместо брюшка и груди был один страшный сплошной сухой и красный волдырь: этот воробей еще раньше был подстрелен, и теперь образовалась опухоль, и воробей жил и летал с этой опухолью, пока Боба не подстрелил его окончательно.

Федя мизинцем потрогал волдырь. Он был жесткий, как доска.

– Я с тобой больше не играю.

– И рыбу ловить не будешь?

– И рыбу ловить не буду. Никогда не буду.

Федя потихоньку пошел к себе. У него было спрятано два рыболовных крючка.

Потихоньку он вынул крючок и стал щупать его острие.

Потом со всей силой глубоко вонзил его себе в большей палец.

Пошла кровь. Вынуть крючок было невозможно.

* * *

В одну из суббот опять приехал папа. Он привез Нелли чудесный подарок: два огромных листа бумажных кукол, которые надо было вырезать и наклеить на картон. Каждая кукла имела несколько платьев. Платья тоже надо было вырезывать, и их можно было надевать на кукол. Все на свете было забыто для этих кукол.

Нелли вырезала, Федя клеил. Федя наделал деревянных чурбашек, чтобы куклы стояли. Теперь Нелли была опять счастлива: она опять могла любить. Она целовала каждую куклу, она укладывала их в постельки, утром она их одевала. Потом к куклам приходили гости, и им надевали праздничные белые и розовые платья.

Три дня продолжалось это счастье.

Однажды утром в комнату вошел Боба.

– Хотите, я сделаю, чтобы ваши куклы танцевали?

– Как танцевали?

– Так, они будут танцевать.

– На ниточках?

– Без всяких ниточек. Они будут танцевать сами. Вы только будете смотреть.

Нелли не верила. По ее мнению, лучше не надо, чтобы они танцевали.

– А как ты это сделаешь?

– Это мой секрет.

– Нет, не надо. Я не хочу.

– Не хочешь? Ну, они в один прекрасный день у тебя все-таки затанцуют.

В этот день обед запоздал. Из трубы валил дым, но дрова были сырые. Нелли и Федя играли в песке.

Они увидели, как кухарка прошла в сарай за щепками и стружками. Вдруг из верхнего окна, где была кухня, высунулась голова Бобы.

– Идите скорее сюда, на кухню, ваши куклы уже танцуют. Скорее, скорее!

Нелли не знала, радоваться ей или бояться. Она вихрем понеслась вперед, Федя – за ней.

Еще на лестнице он услышал страшный крик Нелли.

Да, куклы танцевали. Боба поставил их на горящую плиту. Они ежились, свертывались, падали, прыгали и уже частично почернели.

Нелли не бросилась на своих кукол. Она с плачем выбежала, Боба побежал за ней.

На нем была сабля, и в руках было игрушечное ружье.

Ружьем он нацеливался на Нелли. Нелли думала, что это пистолет, что Боба хочет ее убить, как воробья, и кричала так, как могут кричать только дети, когда они боятся. Они выбежали в сад, Федя – за ними. Он побежал наискось и встретился с Бобой у клумбы. Если Нелли дошла до пределов возможного для человека ужаса, то Федя дошел до пределов человеческой ярости. Он, как тигр, набросился на своего брата, сшиб его с ног и молча, закусив губу до крови, стал наносить ему быстрые удары обоими кулаками.

IV

Жизнь проходит не по годам. Она проходит по дням, которые есть, и таких мало, и по дням, которых нет, которые приходят и уходят, не замеченные никем, – и таких тысячи.

Для Феди нет зим. Зима проходит как сон. Но когда можно выйти без пальто, это уже день жизни.

В эту весну ему исполнилось девять лет. В это лето поехали на взморье.

Федя выбежал за забор. Он стал пересыпать белый и сухой песок из руки в руку. Он собирал ракушки, рыл колодцы и канавы и вдруг спросил:

– А где же море?

– Да вот оно.

Как? Это море? Он не заметил моря. Только через месяц, когда он сидел на холмике и смотрел сквозь сосны, которые чернели на красном от заката небе, он между двух сосен заметил блеск и вдруг сказал: «Море». С этого дня он запомнил море и стал слушать его шумы.

Сад был отгорожен высоким глухим забором от соседнего сада. Было только одно место, где можно было встать на пень и посмотреть в соседний сад.

То, что было в соседнем саду, было лучше всяких сказок, лучше всего, что он видел или о чем слышал.

По саду тянулись ровные дорожки, посыпанные белым песком. Дорожки вели к дому и к морю. Белая стена дома была скрыта за густой сиренью, за липами, плакучими березами и красным кленом. Росли светло-голубые елки, каких он никогда не видел раньше. Трава была подстрижена. По утрам садовник подстригал ее особой машинкой, которой он водил взад и вперед. Он приносил в дом большие букеты самых необыкновенных цветов. Весь сад был усеян цветами, и в клумбах горели стеклянные шары. Из дома часто слышалась музыка. Тихие