— Почему?

— Мы не можем найти общий язык.

— Ты лечишь только тех пациентов, что тебе нравятся?

— Дело не в личной симпатии. Это не имеет никакого отношения к вам лично. Я не...

— Сдаешься?

— Я не играю в ваши игры, — продолжила она. — Я не могу работать в такой атмосфере.

— Ах, атмосфере!

Кэт не понравилось, с каким выражением он это произнес. Она озабоченно взглянула на него из-под ресниц.

— Осторожно, — выдохнула она, когда Мэтт попытался присесть рядом с ней.

Кэт не могла сказать, случайно его мускулистая, покрытая жесткими волосками нога коснулась ее бедра или намеренно, но это было последней каплей в чаше ее терпения. Ее кровь превратилась в жидкое пламя, ноги ослабели, в животе появилось сладостное ощущение, по телу пробежала дрожь.

Мэтт заметил ее состояние.

— Тебе холодно?

Холодно? Жарко? Кэт не знала, что с ней происходит, но что самое ужасное — это ее нисколько не волновало.

— Может, нам стоит уйти?

— Я уже сказала, что ухожу.

Только бы у нее нашлись силы подняться на ноги.

— Тебе нужна работа, — возразил Мэтт. — Мне нужен физиотерапевт... — Он не стал говорить, что еще ему нужно. Только напугал бы ее и сделал себя законченным негодяем в ее глазах.

Мэтт вспомнил свои слова — на работе он ведет себя корректно с женщинами. Но ведь они не на работе. Они в бассейне и полураздеты. Если она опустит взгляд немного ниже, она сама увидит, чего жаждет его тело. На самом деле он даже чувствовал облегчение оттого, что снова желал женщину. Проведя столько времени на больничной койке, Мэтт не был уверен, остался ли полноценным мужчиной. Теперь он мог быть спокоен.

— Что, если я пообещаю быть хорошим мальчиком и делать все, что ты мне скажешь?

Стон отчаяния вырвался у Кэт. Она тут же вообразила пару вещей, которые он мог бы для нее сделать. Вещей, которые с большим трудом можно было отнести к лечебной гимнастике. Почему он такой чертовски привлекательный! — в отчаянии подумала Кэт.

Она сжала губы так крепко, что ощутила боль.

— Я не могу, — выдавила она.

— Можешь.

Кэт подняла голову. Ее глаза сверкали.

— Я не могу оставаться здесь, — всхлипнула она. — Было бы проще, если бы я выбрала профессию машинистки или секретаря.

Машинисткам не нужно касаться полуобнаженного босса. А в ее желании прикоснуться к нему не было ничего профессионального.

— Не вижу никакой разницы.

Ноздри Кэт расширились, а щеки покраснели от смущения.

— Я не могу... не могу смотреть на вас как на пациента. Это... это... — (Мэтт недоуменно смотрел на нее.) — Это неприлично! — почти выкрикнула Кэт.

— Бог мой, — застонала Кэт, закрывая лицо ладонями. — Поверить не могу, что я это сказала. Это все ваша вина! — Она отвернулась.

— Позволь мне все прояснить, — осторожно заговорил Мэтт.

Он выглядел смущенным — а как еще он мог чувствовать себя в такой ситуации? Женщины, с которыми он встречался, ждали хотя бы двадцать четыре часа, прежде чем начать разыгрывать невинность и, краснея, признаваться, что боятся остаться с ним наедине.

Почему только я это сказала? В отчаянии Кэт обхватила себя руками и начала покачиваться взад-вперед. Он, наверно, теперь презирает ее или, что еще хуже, жалеет.

— Простите, я совсем не это хотела сказать

— А мне показалось, что именно это. — Мэтт выглядел так, словно ситуация доставляла ему удовольствие. — Ты употребила слово, дай вспомнить... Ах, да! Неприлично! Находишь мое общество неприличным? Я думал, я тебе не нравлюсь. Ты сама так сказала, — проговорил он тихим, проникновенным голосом. И вообще он напоминал удава, гипнотизирующего мышку.

— Нет нужды все время напоминать мне об этом. Я прекрасно помню, что сказала, — фыркнула Кэт. — И вы по-прежнему мне не нравитесь, — добавила она, бросая на него неприязненный взгляд.

— Так это просто сексуальное влечение, банальное и старое как мир?

Даже пережив такое унижение, Кэт не утратила гордости и самоуважения. Ее руки резко опустились на колени. Она вздернула подбородок и посмотрела прямо на него. Может, она и пала в его глазах, но не в ее правилах было позволять топтать себя.

— Слово «банальное» в ваших устах звучит довольно иронично, — прокомментировала она холодно.

Ситуацию, в которой они оказались, можно было назвать какой угодно, но только не «банальной».

Она могла просто собрать вещи и уехать, подумала сердито Кэтлин. Сохранив достоинство и избавившись от всех этих проблем. Почему она этого не сделала? О чем она только думала?

— Это ведь не конец света, Кэтлин. Сексуальное влечение между мужчиной и женщиной — нормальное явление. И твоя реакция меня нисколько не удивляет.

Кэт застонала.

— Конечно, с чего бы это? Вы же считаете себя неотразимым!

— И мне почему-то кажется, что ты с этим согласна. Мужчине приятно знать, что женщины все еще находят его привлекательным.

Кэт наградила его взглядом, полным ненависти. Почему он так красив? И так уверен в своей неотразимости? Ему и в голову не приходит, что кто-то может не разделять его уверенности.

Внезапно ее стремительно работающий мозг подсказал ей решение. Не самое идеальное, но она была рада и этому. Улыбка осветила ее лицо.

— Позвольте мне быть откровенной.

— Не понимаю, как я могу запретить тебе это.

— Проблема в том, что глубоко внутри вы все еще думаете, будто у Друзиллы были скрытые мотивы, когда она нанимала меня на работу.

— А ты — нет?

Кэт закусила губу.

— Это маловероятно, но теоретически возможно, — выдавила она.

— И какое это имеет отношение к твоим словам?

— Я как раз подошла к этому, — продолжила Кэт, глядя на него с неприязнью. — Моя профессия предполагает... близкий контакт. Я просто не могу работать, когда вы, глядя на меня, подозреваете меня в попытках соблазнить вас.

— Иначе говоря, я боюсь, что внезапно понравлюсь тебе, несмотря на все мои недостатки — миллионное состояние, привлекательную внешность и все такое?

— Вы забыли упомянуть высокомерие и самовлюбленность, — прошипела Кэт.

— А ты боишься, что работа вдруг начнет доставлять тебе удовольствие, — продолжил он как ни в чем не бывало.

— Я не могу все время думать о том, что каждое мое движение будет расцениваться вами как попытка соблазнить. — Ее плечи опустились. Удастся ли ей убедить его в своей искренности?