Психологи утверждают, что угадать желания нечестного на руку начальника или проверяющего можно по мимике и жестам. Если он ерзает на стуле и прикрывает рукой рот — то товарищ обеспокоен и не уверен, правильно ли вы отреагируете на его просьбу. Если потирает переносицу и брови, то это означает следующее: «я уже дал ему понять, чего хочу. Почему он медлит?». Когда он рисует на бумажке кружочки, крестики, барашков и чертиков, то тем самым предоставляет посетителю время обдумать свое решение. Если уверенно откинулся в кресле и сложил руки — он убежден, что вы в его власти и ни в какую милицию не пойдете.

Еще немного, и Непарада протрет в правой брови большую дырку. М-да, без взятки не обойтись. Хотя шанс, что его только что укусил комар, все же остается. Пусть минимальный, но остается. А если все-таки взятка? Беда в том, что я их совершенно не умею давать. Как это делается? В конверте? Положить ему в карман? В портфель? Дать в какой-нибудь папке? Что же делать? Ладно, для начала дадим понять господину проверяющему, что его намек понят, а дальше будем думать:

— Скажите, Вячеслав Янович, а как-то побыстрее нашу проблему нельзя решить? Лето на дворе, сезон отпусков. Народ волнуется.

— Лето — это маленькая жизнь, — он задумчиво посмотрел на меня. — Понимаю (он, оказывается, знает бардовскую песню, вот уж не думала!). Я подумаю, как правильно ответить на ваш вопрос. А пока начинайте готовить учебные материалы к проверке. Встретимся здесь завтра в десять. До свидания.

Эх, и почему мне так не везет? Лежала бы сейчас на пляже, пила бы холодный чай с лимоном и слушала шум моря. Вместо этого — апчхи! — приходится доставать пыльные папки с не нужными никому планами и трястись перед проверяющей комиссией. Заодно бегать по городу в поисках мифического изумруда. В сердцах я снова набрала номер Мендельсона и вдруг…

— Слушаю вас, — чуть усталый, но очень приятный голос. Прекрасное дополнение к образу делового, но отзывчивого человека.

Волнуясь, я изложила свою проблему. Мол, у меня есть крупный «колумбиец», хочу проконсультироваться со знающим человеком о его реальной стоимости. А затем вставить камень в брошь. Господина Мендельсона мне рекомендовали как специалиста экстра класса, который к тому же умеет хранить конфиденциальность. Мендельсон молчал очень долго, видимо, раздумывая, стоит ли вообще со мной связываться. Я тоже молчала, опасаясь его спугнуть. И, наконец, услышала:

— Хорошо. Я посмотрю вашего «колумбийца». Записывайте адрес и время. Прошу не опаздывать. Больше десяти минут уделить вам не смогу.

— Большое спасибо, Иаков… Простите, не знаю вашего отчества.

— Еремеевич.

М-да… Иаков Еремеевич Мендельсон. Чудны дела твои, Господи.

Все-таки я идиотка! Дав отбой, я вдруг сообразила, что в моей жизни появились две проблемы. Меньше, чем за сутки мне нужно достать «колумбиец» в хорошем состоянии и научиться давать взятку. С чего начнем? Автоматически я взглянула на часы: 17.00. Допустим, всему, что связано со взятками, меня обучит Фима. Ему и не такие уроки приходилось давать. А вот что будем делать с «колумбийцем»? Где ж раздобудешь хороший камень в несколько каратов? Разве что в антикварном магазине. В пятом по счету я задала все тот же вопрос, не надеясь, правда, на ответ:

— У вас изумруды есть?

— Вам поштучно или сразу килограмм?

Вспыхнувшая радость мгновенно угасла. Еще издевается, гад! Тут, можно сказать, человеческая жизнь вист на волоске, а он упражняется в сарказме. Понимаю, что со стороны выгляжу, мягко говоря, не очень умной. Но ведь не для себя стараюсь. Хоть это можно понять? Слышите, я стараюсь не для себя! Борясь со слезами, я отошла к огромной уродливой вазе. Табличка рядом гласила, что это не просто ваза, а ночной сосуд генералиссимуса Суворова. Подумать только, как хорошо сохранился. И годы ему ни почем, и генералиссимус Суворов…

Лавка вообще оказалась весьма любопытной. Помимо описанного предмета, в ней обнаружились ярко-алые подвязки Екатерины Великой (не знала, что у императрицы были такие странные вкусы); настоящий дневник князя Юсупова и диванчик мадам Рекамье. Каждая вещь оценивалась в многозначную цифру. И ведь, наверняка, желающие найдутся. Магазин предоставит сертификат подлинности, который новоявленный хозяин повесит на стенку в рамочке. Пока я знакомилась с предметами глубокой старины, в лавку зашла старушка. Настоящая, питерская. Таких старушек с каждым годом становится все меньше и меньше. Пережив революцию, блокаду, они по прежнему держат спину и надевают кокетливые шляпки с вуалетками. Помню, как однажды я ехала к репетитору в переполненном троллейбусе. Рядом со мной стояла такая вот старушка. Вокруг кричали, толкались, ругались. Она презрительно молчала. И только на остановке, сделав несколько безрезультатных попыток выйти, она вдруг крикнула: «А ну, кухаркины дети, посторонитесь!». Народ молча расступился. Голубая кровь, белая кость.

Эта старушка была такой же: в ней мгновенно чувствовалась порода. Я подошла поближе. Старческая рука в тонкой нитяной перчатке аккуратно выкладывала на стекло свои нехитрые сокровища — затейливую табакерку, нитку пожелтевшего жемчуга, веер, часы-луковицу, и… я замерла. Последней на витрину легла тяжелая брошь, в середине которой был невыразительный тусклый камень. Зеленый. Еще днем я перепутала хризопраз с изумрудом, но сейчас интуиция подсказывала: передо мной если не «колумбиец», то точно изумруд. Главное, не выдать своего волнения. Если его возьмут в лавке, то, увидев мой интерес, сразу заломят цену…

Продавщица неторопливо осмотрела каждую вещь и после некоторых сомнений отобрала веер и табакерку. Я делала вид, что заинтересовалась лаковым столиком на кривых ножках, принадлежавшим, если верить табличке, поэту Александру Блоку. Зачем Блоку такая безвкусица? Может, он приобрел сокровище со скидкой для своей Незнакомки? История, правда, об этом умалчивает. Получив расписку и небольшой аванс, старушка с достоинством удалилась. Я бросилась за ней.

— Простите, пожалуйста, — от волнения мой голос вибрировал струною. — Вы не могли бы уделить мне несколько минут?

— Что вам угодно? — из-под короткой вуалетки на меня с испугом взглянули выцветшие глаза. Руки в перчатках инстинктивно сжали сумочку.

— Ваша брошь… Я видела ее в магазине, но там ее не взяли. Сколько вы за хотите за это украшение?

Старушка надменно улыбнулась:

— Разве вас не учили, барышня, что бестактно спрашивать о цене вещи, тем более у незнакомого и пожилого человека?

— Я понимаю, что веду себя очень невежливо. Но поверьте, я никогда бы не рискнула обратиться к вам, если бы не обстоятельства…

— Обстоятельства еще не повод для столь вызывающего поведения, — незабудки на шляпке осуждающе качнулись.

— Простите, — что ж, все и так понятно. Голубая кровь. Белая кость. Остается только незаметно ретироваться. Я сделала несколько шагов, как сзади раздался повелительный окрик:

— Подождите!