Ёсиминэ понравилось имя, и он назвал котенка Чатраном.

– После выхода «Приключений Чатрана»[22] все стали давать тигровым котятам такую кличку.

– Да? А я и не знал.

В это время рыжий табби с глупым именем Чатран совсем разомлел на коленях у Сатору, видимо почуяв истинного кошатника. Он протянул лапку и коснулся ею щеки Сатору.

– Мой прежний кот тоже так делал.

Сатору ни разу не произнес имя Хати в разговоре с Ёсиминэ. Он знал: если назовет имя своего прежнего кота, то сердце его разорвется от любви и горя.

Даже человек, ничего не знающий о всепоглощающей любви к кошкам, способен понять такое.

* * *

Ёсиминэ перевелся в новую среднюю школу весной второго года обучения.

– Это Дайго Ёсиминэ-кун, с сегодняшнего дня он будет учиться вместе с вами.

Классная руководительница была потрясающая красотка, завоевавшая в университете звание Мисс-чего-то-там-такое, однако Ёсиминэ невзлюбил ее сразу. Особенно его взбесил спектакль, который она устроила перед классом, представляя новенького и изображая при этом невероятную симпатию и сострадание. О, ей это удалось!

Возможно, это был ее образ идеальной учительницы, однако Ёсиминэ не считал себя обязанным подстраиваться под чужие идеалы. Стиснув зубы, он вытерпел неукротимый поток ее пылкого сопереживания, однако тут был перебор – она выбрала для своего шоу крайне неподходящий момент.

– Родители Ёсиминэ-кун сейчас очень заняты на работе, поэтому он переехал сюда из Токио и будет жить у бабушки. Но Ёсиминэ-кун настоящий молодец, он хорошо держится, хотя и грустит по родителям. Давайте все будем с ним дружить!

Ёсиминэ сознавал, что ее нелепо-интимная манера общения, скорее всего, объяснялась сочувствием, которое учительница искренне испытывала к нему, однако именно это глубоко уязвило его. Даже ученикам средней школы, еще не знающим жизни, было вполне очевидно, что такие приемы не самый правильный способ знакомства новенького с классом.

– Ёсиминэ-кун, скажи что-нибудь ребятам.

Ёсиминэ повернулся к учительнице:

– Почему вы рассказываете о моей семье без разрешения? Я вас об этом не просил.

Класс загудел. Красивое лицо учительницы исказилось, улыбка мгновенно слетела с него.

– Я… я подумала, что это поможет тебе, Ёсиминэ-кун…

– Нет, вы сделали только хуже. Я хочу, чтобы со мной дружили, но при чем здесь моя семья?

– Да… но… – пролепетала учительница, но было ясно, что из этого положения ей не удастся выйти с честью.

Ёсиминэ обвел глазами ребят:

– Меня зовут Дайго Ёсиминэ. Ничего ужасного в моей семье не происходит, так что прошу относиться ко мне как к обычному ученику.

В классе повисла гробовая тишина. Ёсиминэ настроил против себя всех с самого начала.

– Зачем ты так? – Классная руководительница чуть не плакала. – Я же только хотела, чтоб тебе не было одиноко…

– Куда мне сесть? – поинтересовался Ёсиминэ.

Этот важный вопрос требовал незамедлительного решения, вот он и спросил, но учительница разрыдалась.

В этот момент прозвенел звонок. Классный час закончился. И учительница вылетела из класса, так и не сказав, где будет сидеть Ёсиминэ.

– Садись на свободное место. – Сатору показал на пустующий задний стол.

Ученики с опаской посматривали на Ёсиминэ, и только Сатору без колебаний обратился к новенькому:

– Следующий урок естествознание, это в другом классе, пойдем вместе, я покажу, ты ведь не знаешь, что где.

Ёсиминэ взял свои учебники и тетради и последовал за Сатору.

Смутная мысль не давала ему покоя, и он спросил на ходу:

– Послушай… Ты подошел ко мне из-за этой ерунды, которую наплела училка?

– Вовсе нет! – отозвался Сатору. – Я считаю, что это был просто какой-то детский сад. С обеих сторон.

– И с моей стороны тоже? – уточнил Ёсиминэ.

– Наша классная всегда проявляет неумеренную заботу об учениках, у которых дома какие-то проблемы. Но она это делает из добрых побуждений.

То, как Сатору это сказал, про «неумеренную заботу» и «добрые побуждения», неожиданно вызвало некий отклик в душе Ёсиминэ, словно их с Сатору связывали незримые узы.

– Когда я только-только поступил сюда, она и со мной проделала ту же штуку. Поэтому я тебя хорошо понимаю. Когда я учился в начальных классах, у меня погибли в автокатастрофе родители, сразу оба. И теперь я живу с тетей. Однако у меня нет никакого желания трезвонить об этом на весь свет.

Обстоятельства, о которых так походя сообщил Сатору, были намного серьезней того, что происходило у Ёсиминэ. Несомненно, учительница досаждала ему своим сочувствием куда больше.

– Не надо переживать и плакаться из-за каждого пустяка. Пусть все приходит – и уходит, будь взрослым.

«Как-то чересчур философично для ученика второго класса средней школы», – подумал Ёсиминэ, однако в том, что сказал Сатору, определенно был смысл, и Ёсиминэ не стал спорить.

– Но знаешь, – ухмыльнулся Сатору, – мне понравилось, как ты ей это залепил. Мне тогда тоже ужасно хотелось сказать что-нибудь в этом роде.

– Как тебя зовут? – Ёсиминэ решил сменить тему.

– Сатору Мияваки. Рад познакомиться.

Сатору не добавил «Будем дружить!» или что-нибудь вроде этого, потому что в данный момент они уже были друзьями.

С самого первого дня отношения с классом и классной руководительницей у Ёсиминэ не заладились, однако дружба с Сатору очень ему помогла.

Сатору, открытый и приветливый, был в приятельских отношениях со многими ребятами, поэтому Ёсиминэ, сразу поладив с Сатору, безболезненно влился в коллектив. Ёсиминэ был несколько нелюдим, да и внешность, которой наградила его природа, не располагала к сближению. Так что если б не Сатору, Ёсиминэ остался бы в одиночестве.

Благодаря Сатору Ёсиминэ стал обедать в компании одноклассников. Поскольку легкую беседу он поддерживать не умел, то в основном слушал, но и это уже было достижением.

Сатору также уладил конфликт с обиженной классной руководительницей. Ёсиминэ так и не узнал, что ей наговорил Сатору, только в один прекрасный день учительница окликнула Ёсиминэ в коридоре и со слезами на глазах принесла ему свои извинения.

– Прости меня, Ёсиминэ-кун! Я должна была понимать, как тебе плохо.

Возможно, Мияваки сочинил для нее историю, которая совпадала с ее представлениями об образе идеального педагога, но у Ёсиминэ возникло предчувствие, что сейчас произойдет еще одно ужасное недоразумение. Объяснить все это было невозможно, а потому он, следуя совету Сатору «быть взрослым», ответил только: «Я давно уже не сержусь».