Мне казалось, что ближе всего мы подобрались к Р3, когда обсуждали испорченное письмо, и, возможно, именно эта мысль, подкрепленная моими случайными соображениями, навела нас на ее след. Глядя на письмо, которое дала мне мисс Р., я подумал с раздражением: у меня с закрытыми глазами и то получилось бы лучше – и, как позже выяснилось, нащупал верный путь. Во время разговора о письме с Р2, казавшегося мне бессмысленной затеей, я положил девушке под руку бумагу и карандаш и попросил написать под диктовку несколько слов, чтобы посмотреть на ее почерк. Вскинув руки к лицу, она закричала: «Я не могу, не могу, я должна открыть глаза!» и проснулась, хотя никогда прежде не делала этого по собственной воле. Возможно, она заставила себя проснуться из-за того, что Р3 просилась наружу. Мисс Р., когда я в следующий раз спросил о письме, расплакалась и отказалась говорить, сославшись на головную боль.

Набравшись духу, я решил вызвать на разговор Р3. Разговор этот был мне заведомо неприятен, однако я чувствовал, что он может многое прояснить. После нашей прошлой встречи я почти не видел Р3, не считая какого-нибудь движения или ухмылки, мелькавших в разговоре с Р2, отголосков издевательского смеха в ее радостном голосе и, конечно, заламывания рук с просьбами позволить ей открыть глаза. Для появления Р3, как я теперь знал, достаточно было погрузить мисс Р. в глубокий гипнотический сон – в лице и голосе Р2 тут же начинали проступать характерные черты.

– Ну, вот мы и встретились снова, доктор Ронг, – начала Р3 тоном, вполне оправдывавшим сравнение с дьяволом. – А я думала, на сколько же тебя хватит.

– Я полагаю, мисс Р., вы можете рассказать мне кое-что важное.

– Ты ничего не получишь, – отрезала она, – если будешь называть меня этим мерзким именем. Я такая же мисс Р., как ты. Я просто живу внутри нее.

Она бросила на меня отвратительный, полный ехидства взгляд и сказала еще кое-что, до того гадкое, что я не просто опустил эти слова в своих записях, но и изо всех сил постарался стереть их из памяти, как и все подобные комментарии Р3. Повисла пауза. Р3 обладала неприятной способностью сбивать меня с толку в самый неподходящий момент, и, пока я собирался с мыслями, она творила, что хотела.

Вот и сейчас я сидел, ошеломленный ее выходкой, а Р3 продолжала:

– Элизабет, Бет, Бетси и Бесс за птичьим гнездом отправились в лес… Может быть, симпатяга доктор, ты дашь нам новые имена? Мы ведь не первые, кому ты помог появиться на свет.

И она разразилась своим диким хохотом. Мисс Хартли, моя медсестра, уже привыкла к громким звукам, то и дело доносившимся из моего кабинета, и все же я не хотел, чтобы она решила, будто надо мной насмехается (хохот Р3 не был похож на истерический) собственная пациентка. Зная, что успокоить ее можно только чем-то заинтересовав или напугав, я тихо сказал:

– Если не угомонитесь, мисс Р., я вас разбужу.

Она тотчас притихла и только пробормотала со злостью:

– Однажды ты не сможешь от меня избавиться, доктор Ронг. Однажды ты разбудишь ее, думая, что перед тобой эта противная мисс Р., а окажется, что это по-прежнему я. А потом… – Ее голос сделался громче, руки потянулись к лицу, – а потом, а потом, а потом!

От ее слов мне стало жутковато, однако я нашел в себе силы сказать:

– Что ж, если, кого бы ни искал, я всегда буду находить вас, тогда мне придется вас полюбить.

Я усмехнулся про себя (разве можно полюбить такое чудовище?), и, похоже, она почувствовала фальшь.

– А у меня, доктор Ронг, получится тебя полюбить? Ты ведь желаешь мне зла.

– Я никому не желаю зла, мисс Р.

– А ты не только дурак, но еще и лгун.

Я записал ее оскорбления – для полноты картины. Я знаю, что я не лгун (да и не дурак, надеюсь), – Р3 просто хотела меня разозлить. И хотя ее грубость меня задела, я старался – вроде бы успешно – не подавать виду.

– Я хорошо знаю людей, – самонадеянно заявила она, – и, когда глаза у меня будут открыты, с любым найду общий язык. И никто никогда не догадается, как долго я была в заточении.

Слово за слово Р3 раскрывалась передо мной, и я слушал, затаив дыхание. С ее хвастливой болтовней необходимость в вопросах отпала, да и я бы ни за что на свете не стал ее прерывать.

– Сейчас… – она словно пыталась объяснить мне затруднительность своего положения, – я могу выбраться, только когда она смотрит в другую сторону, и то совсем ненадолго, пока она не вернется и не запрет меня снова, но очень скоро она узнает, что, когда она придет и попытается… – Р3 вдруг замолчала и фыркнула: – Подслушиваешь, доктор Ронг? А любопытство есть в твоем списке грехов?

– Я пытаюсь помочь моим друзьям, мисс Р.

– Пожалуйста, не называй меня так! – вспылила она. – Говорю же, я не мисс Р. и я ненавижу ее имя. Она плакса, пустоголовая дурочка, а я не такая.

– Как же мне вас называть?

– А как ты называешь меня в своих записях? В тех, что ты однажды ей показал?

Я был поражен тем, что она знает про записи, но вслух только произнес:

– У меня нет для вас другого имени. В записях я называю вас Р3.

Она показала мне язык и передернула плечами.

– Ну уж нет, Р3 я быть отказываюсь. Можешь называть меня Розалитой, или Чармиан, или Лилит.

Я снова усмехнулся: подумать только, это жуткое создание примеряет на себя имена сказочных принцесс.

– Элизабет вас тоже не устраивает?

– Это ее имя.

– Постойте, – воскликнул я, осененный внезапной догадкой, – вы же сами предложили: Элизабет, Бет, Бетси и Бесс…

Она грубо засмеялась.

– Элизабет – простофиля, Бет – любимица доктора, что ж, тогда я буду Бетси.

– Почему вы смеетесь?

– Интересно, а как же Бесс?

Этим же вопросом задавался и я, дорогой читатель.

Итак, с того дня я называл ее Бетси. Когда я познакомился с тремя девушками поближе, а с одной из них и вовсе подружился, мне стало проще и приятнее вместо сухих, безличных Р1, Р2, Р3 использовать имена, которые для них выбрала Бетси. Любезная Р2 с улыбкой согласилась, чтобы я называл ее Бет, и, по-моему, это имя ей очень шло. Не знаю, заметила ли Элизабет, что деловое «мисс Р.», к которому я иногда добавлял «моя дорогая», сменилось именем. Мне кажется, она настолько привыкла к постоянному надзору со стороны тети, что оставила без внимания тот момент, когда и я начал обращаться к ней по-домашнему. Р3 стала Бетси, и никак иначе, хотя порой в качестве развлечения она добавляла себе какой-нибудь благородный титул или фамилию. Увидев в конце записки «Королева Елизавета», я без труда мог определить, кто ее написал.

Первым делом, думал я, следует установить момент, когда бедная мисс Р. разделилась, если можно так выразиться, и позволила Бетси стать самостоятельной личностью. Если вернуться к моей иронической метафоре, теперь я искал в сточной трубе ответвление! (Я был бы рад взять для сравнения что-нибудь более возвышенное – раскидистый дуб, к примеру, – однако сточная труба показалась мне самым ярким, самым наглядным образом. И боюсь, я должен его придерживаться, иначе буду вынужден исправлять не только рукопись, но и мои записи – сточная труба присутствовала даже в них.) Лишь тяжелейшее эмоциональное потрясение могло заставить мисс Р. отдать бóльшую часть своего «я» личностям, никак себя не проявлявшим (до тех пор, пока с моей легкой руки они не выбрались наружу), и я почти не сомневался, что их обособленное существование (хотя, по словам Бетси, она всегда была самостоятельной, в мыслях во всяком случае) началось с события, которое оставило самый глубокий след в психике мисс Р., – смерти матери. Чтобы читатель представлял, с чем я имел дело, позвольте привести описание этого события, полученное сперва от Р1, или Элизабет, затем от Р2, милой и покладистой Бет, и, наконец, от Бетси, отрицательного персонажа нашей истории.