По пути домой Рэндал напомнил себе, что он все еще на хорошем счету в сообществе, а значит, покупать у него урожай не откажутся. На большие сделки Рэндала, конечно, не хватит, но как-нибудь он протянет.

Поздравьте меня, супруга родила близняшек! Все вроде бы хорошо: ручки-ножки, пальчики – на месте; две крохи девочки. Но меня не отпускает чувство… Тревожное чувство, скорее даже предчувствие. Так всегда бывает, когда все идет слишком уж гладко. Вот-вот чудесный сон закончится, и я проснусь.

Когда-то давно я встречался с одной девчонкой. Оба мы были жирные, так что ладили. Просто подружка моя помешалась на разных диетах, то и дело сажала нас на что-нибудь новенькое: было время, например, когда мы питались только ананасами и уксусом или вообще зелеными водорослями. Мы подолгу гуляли, и она наконец начала сбрасывать лишние фунты; ее бедра буквально таяли. В жизни не видел человека счастливее, но все равно чувствовал: радость будет недолгой. Представьте: вы любите кого-то и рады, когда радуется любимый, однако я знал, что она меня продинамит, потому как попала в прицел парней с хорошей работой и медицинской страховкой. Помню, какой милой и веселой она была прежде, а теперь, стремительно худея, она обнаружила в себе нетронутые ресурсы самоконтроля и дисциплины, мне и не снившиеся. Друзья, гады такие, околачивались поблизости, ждали, когда мы наконец расстанемся, чтобы взять мою будущую бывшую в оборот. Потом вскрылась правда: дело было совсем не в ананасах и дисциплине. У нее нашли рак, зато перед смертью она похудела до аппетитных пропорций второго размера.

Потому вот и верю, что счастье – как бомба с часовым механизмом. Я и с женой-то так познакомился: ни с кем больше не собирался встречаться, ни в жизнь, просто сел однажды на поезд и поехал в Сиэтл. Там как раз проходила «Лоллапалуза»[17]. Я взял палатку, завернул бонг в спальник, намереваясь пожить в глуши, на природе. Знаете, порой убежать надо: уйти от друзей, забыть о трезвости. В поезде я прошел в вагон-ресторан… и наткнулся на пару офигенных зеленых глаз, смотрящих в упор на меня. Я не чудовище, не раздутый пузырь, как в реалити-шоу, который не в силах подняться с больничной койки и ведрами хавает жареных цыплят. Зато прекрасно понимаю парней, что устраиваются работать в женские тюрьмы или концентрационные лагеря: там можно ходить на свиданки с симпатичными заключенными, и те не скажут тебе: «Надень рубашку!», не спросят: «Ты всегда так потеешь?» Короче, вхожу в вагон-ресторан и вижу эту богиню в обрезанной чуть ниже груди футболке «Радиохэд» и джинсах на такой низкой талии, что виден пушок на лобке; на всех пальцах у нее кольца с Микки Маусом и Холли Хобби. Приложившись к коричневой бутылке – «Миллер», а не какая-то девчоночья малоизвестная марка! – своим прекрасным ротиком, она взирала на меня.

Наш брат-толстяк свои шансы знает. Если только ты не Джон Белуши[18]и не Джон Кэнди[19], эти цыпочки на тебя вот так, с ходу, в упор не посмотрят. Я стыдливо спешу отвести взгляд. Если такая красотка и заговорит со мной, то лишь затем, чтобы сообщить новость: я, отвратительная жирная свинья, загородил ей весь горизонт. Знай свое место, говорю себе. Не раскрывай роток на лакомый кусок и не познаешь разочарования. Притворяюсь, будто смотрю на нее без интереса, и протискиваюсь мимо. Черт, как она пахнет! Словно десерт, пирог, тыквенный пирог, присыпанный бурыми специями. Ого! Донышко ее бутылки поворачивается вслед за мной, пока я иду по проходу и беру себе в баре выпить. Казалось бы, мы не последние мальчик с девочкой на земле. За пластиковыми столиками выпивают другие люди, они тоже едут на фест – судя по внешнему виду (дреды и яркие цветастые рубашки). Ухожу за самый дальний столик, а эта штучка все провожает меня взглядом. Знаете чувство, когда за тобой наблюдают: шагу не сделаешь без запинки, особенно в поезде на ходу. Неожиданный поворот – и я проливаю пиво себе на полосатую ковбойскую рубашку. Притворяюсь, что смотрю, как проносятся за окном деревья, а сам слежу за отражением девушки – она тоже на меня смотрит. Дает денег бармену и, взяв еще пива, идет в мою сторону. Ее отражение в стекле растет и растет, и вот она уже у моего столика, говорит: «Привет», – потом еще что-то.

Я говорю:

– Что?

Указав на пятно пива у меня на рубашке, она говорит:

– Прикольные пуговицы. Такие… блестящие.

Подперев рукой подбородок, смотрю вниз на перламутровые кнопки. Да, не пуговицы, а именно кнопки! Но момент портить не хочется. Я сразу замечаю, как время от времени – ну ладно, постоянно – она прикусывает пальчики и говорит с придыханием; некоторые слова произносит на детский манер: «халасо», «новницы», – дико заводит в ее исполнении.

Подмигнув, она облизывает губы и говорит:

– Я Бритни Спирс.

Издевается. Хотя нет, она под кайфом, не соображает. К тому времени мы уже пьем текилу из чекушек. Ощущение, будто мы даже не в поезде. Хотя она не Бритни Спирс, калибром не уступает. Такая же горячая штучка. Раззадоривает меня, но по-хорошему. С первого взгляда понятно.

Мой единственный шанс – флиртовать в ответ и покупать выпивку. Она спрашивает: куда едешь? Отвечаю: на фест. Тогда она пальчиками «шагает» по моему животу: от ремня до во́рота, вдоль кнопок и обратно вниз. Думаю: только бы трепет моего сердца не ощутила.

А как она флиртует, как стреляет по сторонам зелеными глазками, как смотрит на меня из-под длинных ресниц! Она, должно быть, давно в ресторане пивком заливается: быстро забывает, о чем говорила еще минуту назад, а порой тычет пальцем в окно и кричит: «О, собака!», когда мимо что-то проносится. Один раз, заметив на перекрестке машину, Брит восклицает: «Жук!» и бьет меня в плечо. Втайне надеюсь, что у меня синяк на всю жизнь останется. И вот приезжаем на фест, разбиваем палатку. Брит так пьяна, что наутро, проснувшись, не трезвеет. Я, как ни убиваюсь травкой, за ней не поспеваю. Может, потому, что Брит худышка? Она к тому же балдеет, сидя рядом со мной – от пассивного курения травки. Наш фест – классический роман, за дрочильный доступ к которому в инете и денег не жалко. Это взаправду, это происходит со мной. Полгода встречаемся, до самого Рождества, и наконец Брит перебирается ко мне. В страхе жду, что однажды она проснется трезвой…

Заглядываем на День благодарения к моей маме. Приходится объяснять: Брит не потому худышка, что в еде разборчива. Ей нравятся только цукини, разрезанные вдоль, вычищенные от семян – чтобы получились миниатюрные долбленки, с декоративной резьбой, с целым племенем воинов из сырой морковки и с головами-горошинами на борту. В боевом порядке индейцы ведут каноэ по блюду, полному шоколадного сиропа. Вы удивитесь, но во многих ресторанах такого не подают. Часто Брит вынуждена сама готовить это целых полдня! Потом она, правда, еще час играет с каноэ. Поэтому и не полнеет. Мама же просто удивлена, что я снова познакомился с девушкой.