Вторым из друзей позвонил Крис. Крис — хороший человек, но сильно изменился с тех пор, как однажды заснул на пляже в Рио-де-Жанейро. Он пал жертвой преступной шайки хирургов, торгующих человеческими органами на черном рынке. Пока он спал, ему, похоже, выпотрошили мозги — других объяснений не было. Из всех моих знакомых у него одного результат теста IQ отрицательный.

— Привет, Джимми! Тебя только что показывали по телевизору!

— Ага.

— Потрясающе!

— Ну да, непривычно.

— Как ты быстро до дома добежал…

— То есть?

— Я думал, мне автоответчик ответит, а ты уже дома. Потрясающе!

— Это же не прямой эфир…

Наступила пауза: Крис думал.

— Понял. Значит, они новости знают наперед, да?

— В смысле?

— Я думал, это новости в прямом эфире.

— Ну да, в основном, Крис. Это просто чудеса, на что способны современные технологии.

— А! Ясно. У тебя домашний телефон соединен с мобильником, так?

Со следующим звонком пришлось разбираться чуть подольше.

— Алло, Джимми? — произнес голос пожилой дамы.

— Я.

— Здравствуй, милый. Это Одри Лэйси.

— Кто-кто?

— Одри Лэйси. Брайан и Одри — друзья твоих родителей. Я твой голос даже не узнала, такой взрослый.

— М-м… Ну вы даё… Здравствуйте, Одри.

— Мы с Брайаном хотели сказать, как нам жаль, что твой друг Билли Скривенс так вот умер.

— А, ну да. Ага.

— Твоя мама только вчера вечером в одиннадцать позвонила и рассказала, что вы с Билли Скривенсом были друзья. Так что потом, когда мы по радио с утра слушали новости, ну просто не могли не позвонить и не сказать, как мы сочувствуем…

— М-м, э-э, спасибо, Одри. Рад вашему звонку. Ну да, я все еще переживаю…

— Боже мой.

Наступил момент тишины, и я надеялся, что она попрощается.

— Так он и в жизни был такой же?

— А?

— Всегда шутил, смеялся над тобой и все такое?

— Точно. Ну совершенно такой же, — подтвердил я, и, похоже, она нашла желанное утешение.

Подтверждений в этом духе от меня ждали все. Что друг, чья улыбка озаряла их с экрана, не обманывал, что они не зря пустили его в свое сердце. В разговорах «о нас с Билли» я был вынужден приукрасить свой вымысел деталями о том, что мы с ним обсуждали или делали вместе. «Нет, мы никогда не говорили о его идеях для передач. Когда он был в плохом настроении, ему так хотелось от всего отключиться».

Несколько человек вызвались сопровождать меня на похороны. «Знаешь, просто на случай, если тебе понадобится поддержка, мало ли что». Честное слово, ненормальные поклонники, они так и стремятся подглядеть что-нибудь неприличное — с души воротит, право слово. Просто мне выпал счастливый билет, то есть приглашение на похороны, а им нет, вот и все дела.

* * *

Хотя я начал утро, имея в запасе кучу времени, часы ускользали от меня. Я зашел в магазин «Господин Один Фунт», потому что, как мне казалось, видел там дешевые пластиковые ремни, но меня быстро запрягла Эдна Мур, что живет по соседству с языковой школой. Любой аспект современной жизни для нее всегда полная загадка.

— А, добрый день, Джимми, помоги-ка мне, пожалуйста, а то я опять очки забыла, не разгляжу ценников.

Ясное дело, я был просто счастлив выкроить время, чтобы помочь вдове-пенсионерке типа Эдны, ничто не доставило бы мне большей радости, чем возможность объяснить запутанную систему цен в магазине «Господин Один Фунт».

— Джимми, а вот это почем?

— Один фунт, Эдна. Тут все стоит один фунт. Поэтому и магазин называется «Господин Один Фунт» — все, что вы видите, стоит ровно один фунт.

— А, понятно. А это почем?

— Тоже фунт. Здесь все стоит один фунт. — Разговор происходил на фоне повторяющейся записи: «„Господин Один Фунт“ — магазин, где все за фунт, все стоит один фунт в „Господине Один Фунт“».

— А вот эти две?

— Это будет, хм, два фунта за две штуки, ну да, выходит, так. Два фунта.

— А мне нужна только одна.

— Тогда один фунт.

— Каждая фунт? А дешевле у них есть?

В конце концов пришлось тащить сумки Эдны до ее дома в гору, и времени осталось меньше, чем я планировал, чтобы выгулять собаку, и каким-то образом я умудрился превратить легкую поездку в Лондон в дикую гонку. Бывают случаи, когда от тебя не ожидают пунктуальности. Можно даже сказать, своего рода шик, если чуть припозднишься. Однако похороны — дело иное. Согласно «Руководству по траурному этикету» Дебретта, вряд ли верх приличия — вломиться к концу церемонии и растолкать людей, которые несут на плечах гроб с покойным.

К счастью, я едва успел, но именно едва, и пришлось, ворвавшись в церковь, перестраиваться с бега на медленную и величавую походку. Десятки фото- и телерепортеров за оцеплением изучали приглашенных. Передо мной шла актриса из телесериала, репортеры выкрикивали ее имена, настоящее и сценическое, фейерверком взрывались вспышки, а она даже не остановилась. Это же не БАФТА[15]или «Оскар», а похороны коллеги. Впрочем, она поглядывала направо и налево, на шеренги фотографов. По-моему, если потратишь столько на шикарную траурную шляпку, хочется, чтобы и люди ее увидели. Меня осенило, что вряд ли она часто отоваривается в «Господине Один Фунт». Следующим шел я. Репортеры вновь вскинули камеры, изучили меня сквозь объективы и опустили. «Знаменитость?» — вопрошало первое движение. «Отнюдь…» — говорило второе.

Прямо у входа в церковь две девушки встречали приглашенных, сверяясь со списком. Я на миг занервничал: может, они проверяют, действительно ли человек знал Билли Скривенса? Вдруг спросят что-нибудь типа: «Какой у него был любимый напиток?» или «Какая была его первая работа на телевидении?» Собственно, я знал ответ на оба вопроса: как и тысячи людей, я на этой неделе купил и проглотил его биографию, которая сейчас возглавляла списки бестселлеров. Я заметил у девушек значки с логотипом журнала «Хелло!», и мне это показалось странным. Затем я увидел, что в разных стратегических пунктах по всей церкви расставлены штативы с лампами, какие-то стремянки с приборами, — в общем, все признаки масштабных съемок, как на показе мод. В стороне толклись фотографы. Использовать вспышки в ходе службы вряд ли разрешат — неприлично. Поэтому для официальных фотографов повсюду установили ослепительно яркие дуговые лампы.

Церковь была большая и солидная, прекрасный образец архитектуры периода, известного как «старина». Все скамьи оказались заняты. Беда в том, что с немногих оставшихся сзади мест ничего толком не разглядишь. Викария, органиста и прочее было видно, а прихожан — нет. Затылки у знаменитостей довольно одинаковые, кроме, разве, мистера Блобби и Тинки-Винки,[16]но этих, похоже, не пригласили, насколько я мог разобрать со своего места. И лишь устроившись в самом заднем ряду, я заметил, что церемониймейстер рассаживает прибывающих на два ряда скамеек вдоль стен. Оттуда, наверное, все как на ладони, подумал я. Поэтому, поколебавшись мгновение, протиснулся мимо скорбящих рядом со мной и проложил путь к заветному местечку — лучшим обзором мог похвастаться только фотограф, который угнездился на скрипучей металлической стремянке. Иных моих собратьев по скорби слегка озадачило, что я вдруг стал через них карабкаться, но я горестно тряс головой, храбро закусив нижнюю губу, и мои мотивы не подвергались сомнению. На всех лицах, казалось, застыло одно и то же мужественное и печальное выражение: «Да, знаю, понимаю, и я рад вас видеть, но как ужасно, что вот при таких обстоятельствах довелось!» На именитых лицах лежала печать неподдельного страдания. Для фотографов из «Хелло!» выдалась горячая страда.