— Господи. Я с ним здесь, на холме, только вчера разговаривал.

Она сочувственно кивнула, хотя в глазах мелькнуло несколько напряженное внимание человека, вынужденного выслушивать пожилого родственника, страдающего болезнью Альцгеймера.

— Билли был таким же заядлым бегуном, как вы?

Предположение о моей увлеченности бегом трусцой меня так впечатлило, что канал связи между мозгом и языком вдруг забарахлил.

— Э-э, ну, вчера он бегал, сегодня тоже, так что, по-моему, держался в форме. То есть кроме сердечного приступа, конечно. Э-э, то есть кроме того, что умер.

Оператор затряс головой в презрительном неверии.

— Извините, — сказал я продюсеру. — Я не собирался шутить.

— Ничего страшного. Билли оценил бы юмор этого события.

— Ну да, наверняка оценил бы, правда? — сказал я, пытаясь его смертью оправдать свой поступок, и до меня опять дошли ее слова о том, что наш национальный герой умер в зените славы.

— Слушайте, вы не против сказать пару слов в эфире?

— Я? — произнес я изумленно. — А что сказать?

— То же, что и мне. Что он только вчера здесь бегал, и какой это для всех удар. И еще что-нибудь о Билли Скривенсе, своими словами.

Шокирующая реальность смерти нашего кумира перерастала в позорную инсценировку, где меня, похоже, пробовали на одну из второстепенных ролей. Новость меня, разумеется, расстроила, но теперь пришло извращенное возбуждение. Национальная трагедия, в которой участвую Я. Когда вся страна сплотилась перед лицом общей утраты, каждый хочет быть поближе к событию: «Само собой, для меня это тем более удар, ведь я посетил Всемирный Торговый центр в Нью-Йорке буквально за три года до теракта». И вот меня просят стать таким особенным человеком; моя личная причастность к драме помогала почувствовать свою исключительность.

Бетти сунула нос в кроличью нору, и я понял, что, если ее не окликнуть, она будет копать и нюхать часами.

— Э-э, да-да, конечно… — согласился я, не в силах скрыть энтузиазм.

— Большое спасибо. — И она позвала: — Майк! Этот человек сейчас скажет пару фраз в камеру. Они тут с Билли Скривенсом вместе бегали.

Я не вполне понимал, что конкретно она имеет в виду. Может, решила, что я иногда случайно прибегал на Холмы, когда Билли тут бывал, или вообразила, будто мы с ним бегали бок о бок, болтая о жизни и подбадривая друг друга энергичными воплями американских морских пехотинцев — дабы преодолеть болевой барьер?

— Мелиса, будь добра, подпудри-ка его. Майк, как по-твоему, на фоне моря или холмов?..

И вдруг я ощутил себя важным и интересным. Красивая блондинка склонилась надо мной, вытерла пот со лба и слегка припудрила лицо. Чувство было удивительно интимное.

— Холостой? — спросила она.

— Ну да, так и не встретил подходящей девушки, видите ли…

— Простите, это я с Мэгги разговариваю. Холостой дубль снимаем или сразу?

Оператор злобно и презрительно мотнул головой и беззвучно выругался в мой адрес. Они заспорили, не прикрепить ли мне на футболку микрофончик. Оператор показал взглядом на темные пятна на хлопчатой ткани, мол, он не намерен портить оборудование моим отвратительным потом. Поэтому он прикрепил на камеру спереди длинный микрофон, лихо щелкнув им точно поролоновым штыком, и, похоже, мы были готовы начинать.

— О'кей, Джимми. Скажите-ка, что вы ели на завтрак, — скомандовал оператор.

Я засомневался, добавят ли траурности национальному выпуску новостей кадры с неизвестным местным жителем, рассказывающим: «Ну, короче, я съел тарелку хлопьев, просто мюсли уже закончились, ах да, еще нашел в хлебнице коврижку».

Увидев мое озадаченное лицо, Мэгги пояснила:

— Проверка уровня записи.

— А, ясно. — Вот шанс проявить остроумие, подумал я, показать им, что соображаю на ходу. — Э-э, сухой завтрак, — сказал я. Разве могло быть иначе?

— О'кей, Джимми. Я вам задам вопрос, только потом его вырежут, так что постарайтесь, чтобы ваши ответы звучали самостоятельно, ладно?

Я не вполне въехал, но на всякий случай кивнул.

— Джимми, когда вы в последний раз видели Билли Скривенса?

— Вчера! — выкрикнул я, но по их лицам было видно, что правильный ответ на этот вопрос викторины не принес мне очков.

— Хм, простите, Джимми, объясняю еще раз: моего вопроса в передаче не будет, поэтому слово «вчера» ничего не значит. Можете развернуто? Был ли он в норме? Говорили ли вы с ним как обычно?

Она и вправду вообразила, что я его знакомый. Пора сделать решительный шаг назад и сказать правду. Мэгги ждала моей реакции. Я покосился на симпатичную ассистентку, которая смотрела на меня с печальным сочувствием, как на человека, только что потерявшего старого друга. Потом оглядел оборудование, монитор, кабели, нацеленную на меня камеру и угрюмо проговорил:

— Мы беседовали с Билли только вчера. Он был в прекрасной форме, для нас всех это такой удар…

— А в жизни он был такой же веселый, как на экране? — активно спросила Мэгги.

Идти на попятный было поздно. Наверное, на съемки уже потрачены тысячи фунтов. Я должен им подыграть, дать то, чего они ждут. Ну и что с того, если я немного приукрашу вчерашнюю встречу на Холмах? Я ведь скажу о Билли только хорошее, я не собираюсь никому вредить или наживаться на этой маленькой лжи. И я решил идти до конца, поэтому сосредоточился и произнес как можно более уныло:

— Билли был отличный парень. Настоящий профессионал, но при этом редчайшее исключение — юморист, который в жизни так же весел, как на экране…

Поразительно! Мои реплики напоминали стандартное последнее слово, которое я, похоже, подсознательно выучил, проведя слишком много времени перед телеэкраном. «Отличный парень» — я никогда так не говорю; «парень» — откуда это слово вообще взялось? Может, это Пол Маккартни описывает кого-то из бывших «Битлз»? Или Тони Блэр скорбит о бывшем коллеге по кабинету?

— И хотя он навек останется в нашей памяти благодаря шуткам и смеху, которые он дарил миллионам, мы не вправе забывать о неустанной благотворительной работе Билли. И всем нам по-настоящему будет его не хватать.

Тут я печально кивнул, опустил очи долу и замер с приоткрытым ртом, чуть улыбаясь, словно не в силах поверить в утрату.

Уверен, я блистал. Закончив, пораженный совершенством собственного выступления, я понял, что моя речь на самом деле вряд ли выразила всю мою подлинную печаль и шок от этой вести. В конце концов, Билли Скривенс столько лет разговаривал со мной из ящика в моей гостиной субботними вечерами, что я реально ощущал потерю близкого человека.

— Все было прекрасно, Джимми, — сказала продюсерша, сочувственно коснувшись моей руки. — Вы, видимо, очень расстроены.