Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако при этом исследователь совершенно не учитывает тех условий, в которых развивались подобные домовые монастырьки. Их характеристику дает С. Б. Веселовский: «Дальнейшие судьбы подобных вотчинных монастырьков могли быть разными. При разделах вотчины между сонаследниками совладельцы вотчины заключали между собой особый договор (или вносили соглашение в акт о разделе), кому приглашать причт, как содержать совместно монастырь или храм, обеспечивали нераздельность и неприкосновенность церковного имущества и вообще уславливались о совместном пользовании вотчинным «богомольем». На этой почве между совладельцами вотчины возникали нередко недоразумения и раздоры, тем более острые, чем более размножались совладельцы и дробилась вотчина. Еще хуже было дело, когда части вотчины – путем надела дочерей приданым или путем продаж – попадали в руки инородцев, то есть представителей других родов. Тогда раздоры становились неизбежными и хроническими и организация вотчинного богомолия распадалась. Если представлялась возможность образовать из окрестных селений приход и обеспечить таким путем существование причта, то монастырь, по распоряжению церковных властей, превращался в приходский храм».[140]
Именно такая судьба была уготована и Хотьковскому монастырю, который уже через столетие с небольшим превратился в обычную церковь.
Более существенным представляется другое замечание В. А. Кучкина относительно Хотьковской обители. Судя по тому, что Кирилл и Мария были захоронены в одном месте, в научной литературе сложилось мнение, что Хотьковский монастырь был смешанным по своему составу, то есть мужеско-женским.[141] Нельзя сказать, что в XIV в. подобный тип обителей являлся чем-то исключительным.[142] Но исследователь обратил внимание на то, что, по словам Епифания, родители Варфоломея «отъидоша… в монастыря своа», то есть в монастыри – во множественном числе, а следовательно, данное определение неприложимо к Хотьковской обители.[143] Отсюда возможно предположить, что родители Варфоломея постриглись не в одном монастыре, а в двух соседних.
Действительно, к югу от Радонежа, на берегу речки Талицы (у современной деревни Березники), в пределах соседней волости Воря когда-то находился небольшой Троицкий монастырь «на Березнике». Источники не сообщают о времени основания обители. Первые сведения о ней содержатся в данной грамоте, составленной не позднее 5 декабря 1437 г., из которой следует, что «по благословению… старца Давида» его внук «Иван Данилов сын Данилович» передал в монастырь «Святой Троице на Березник игумену з братьею» деревню Бородинскую «на Воре».[144] Упомянутый в этом источнике в качестве вкладчика Иван Данилов принадлежал к московскому боярскому роду Бяконтовых. Его деда, старца Давида, С. Б. Веселовский идентифицировал с боярином великих князей Ивана Красного и Дмитрия Донского – Фофаном (Феофаном), который приходился братом митрополиту Алексею.[145] Впрочем, по мнению С. З. Чернова, весьма вероятно, что упоминаемый в грамоте «старец Давид» – сын Фофана Данила Феофанович, боярин великого князя Василия I, скончавшийся в 1392 г.[146] Так или иначе, Бяконтовы были ктиторами этой небольшой обители в конце XIV – начале XV в., и, очевидно, она служила их родовым богомольем. Имеются некоторые основания отнести возникновение монастырька ко времени выезда в Москву предка его владельцев Федора Бяконта. Во всяком случае, рядом с ним археологи зафиксировали селище, датируемое в пределах второй половины XIII – первой половины XIV в.[147]
Ниже мы будем говорить о довольно тесных связях старшего брата преподобного и происходившего из рода Бяконтовых митрополита Алексея, который во многом содействовал карьере Стефана. Очевидно, это было не случайно. Поскольку Епифаний, сообщая о пострижении Кирилла и Марии, говорит в «Житии» о монастырях во множественном числе (судя по всему, это не описка), можно предположить, что Мария постриглась в семейном Хотьковском монастыре, тогда как ее муж совершил постриг в соседнем Троицком монастыре «на Березнике», который являлся родовым богомольем Бяконтовых.
И все же при всей соблазнительности этой версии ее следует сразу отбросить – трудно предположить, что Кирилл, имея собственную обитель, постригся в таком же монастыре, принадлежащем другому роду. Что же касается дружбы Стефана с будущим митрополитом Алексеем, то, судя по всему, она была вызвана простым соседством их родов в близлежащих волостях: Радонеже и Воре.
Все это заставляет искать иное объяснение фразы Епифания о том, что родители Варфоломея «отъидоша кыйждо… въ монастыря своа». Разгадку дает знакомство со статьей жившего в XIX в. исследователя церковного права Н. С. Суворова. Он указал, что в Древней Руси нередкими были случаи, когда по соседству с мужским монастырем располагалась приписная к нему женская обитель. Обе обители представляли собой две половины единого целого, поскольку были соединены настоятельством одного игумена. В качестве подобного примера Н. С. Суворов приводит известный мужской Спасо-Прилуцкий монастырь под Вологдой, близ которого на расстоянии всего 100 саженей существовал в XVII в. женский Николаевский монастырь. Последний целиком зависел от Спасо-Прилуцкого, хотя для внутреннего ближайшего надзора имел свою настоятельницу-игуменью.[148] Очевидно, такая же структура была характерна и для Хотьковского Покровского монастыря, куда удалились Кирилл и Мария.
Но монашеская жизнь боярина Кирилла и его жены продолжалась недолго. Они умерли один за другим и были похоронены вместе: «и мало поживша лет в черньчестве, пре-ставистася от жития сего, отъидоста к Богу».[149] Судя по всему, перед кончиной родители преподобного, по обычаю того времени, постриглись в схиму. Думать так позволяет запись в синодике Махрищского монастыря: «Род чудотворца Сергия. Схимонаха Кирилла. Схимонахиню Марию. Климента. Стефана. Петра. Архиепископа Феодора».[150] Здесь перечислены следующие родичи Сергия: отец, мать, племянник, старший и младший братья, племянник. Ниже, при расчете лет монашеского служения Сергия, мы приведем аргументы в пользу того, что смерть родителей преподобного следует относить к 1342 г. Исходя же из того, что впоследствии память Кирилла и Марии отмечалась в Хотьковском монастыре 28 сентября, можно полагать, что они скончались осенью.[151]
После смерти отца и матери будущего святого уже ничего не удерживало в мирской жизни, и он «начя упражнятися от житейскых печалей мира сего».[152]
Говоря о выборе Варфоломеем дальнейшего жизненного пути, следует сделать несколько замечаний о мировоззрении того времени. Религиозное чувство пронизывало все бытие древнерусского человека. Земная жизнь, сама по себе жестокая и трудная, рисовалась только отрицательно и ценилась лишь настолько, насколько она приготовляла к жизни вечной. Образцом благоустроенной христианской жизни виделось монашество. Отречение от мира равным образом влекло и неграмотного «простеца», и искушенного книжной мудростью старца, для которых постриг мыслился единственно возможным путем спасения.
Но