направляю магию вовне. Я чувствую, как она обжигает меня изнутри. Пальцы начинают искрить, и я обволакиваю руки светящимися миниатюрными молниями словно перчатки натягиваю.

Первая искорка попадает папе на тыльную сторону ладони, вторая.

— Карин! — он отшатывается. Его хватка слабеет, пальцы соскальзывает с моего плеча.

А я с улыбкой останавливаюсь на нижней ступеньке и целиком закутываюсь в искрящуюся манитию.

Любой маг справится со мной играючи, но папа не маг. Не потому что у него нет способностей, а потому что в нашей среде не принято их развивать.

Пожалуй, до меня только сейчас в полной мере доходит, какая косная наша благородная прослойка. Родилась девочкой — обречена выйти замуж по указанию родителей и вести домашнее хозяйство, а мужчина… в точно такой же ловушке, только глава семьи считает не запасы курпы и муки в кладовой, а считает доходы со сдачи земель в аренду, с акций, с вложений. Всё, что делает мой папа, это управляет состоянием, доставшимся нам от прапрадедушки.

Если подумать…

Чуть больше ста лет назад магический фон резко поднялся, и… с тех пор старые влиятельные рода шаг за шагом сдают позиции, а маги стремительно богатеют и обретают власть. Сто лет назад воля короля была законом для всех, а теперь Парламент вынужден выслушивать юную сеньориту просто потому что она училась магии, а лорды — нет.

Папа передо мной бессилен.

Надеюсь, хотя бы сейчас он меня поймёт.

— Пап, пожелай мне удачи в экзамене, — прошу я.

Он молчит.

Что же…

По крайней мере он больше не пытается меня остановить, и я свободно пересекаю холл. Между лопаток чешется, я чувствую его сверлящий взгляд. Я открываю дверь, подставляю лицо солнечным лучам, замираю на миг.

Мне почудилось, или тихое “Удачи” всё же было сказано?

Маленькая девочка во мне радостно вскидывается — так может быть папа поможет, проводит?

Нет.

Зато на противоположной стороне улицы меня ждёт Марк. Мальчишка, увидев меня, подпрыгивает и радостно машет свёрнутыми в трубочку газетами.

Глава 15

— Карин, вернись немедленно или никогда не возвращайся!

В папином крике слышится… бессилие.

Я оборачиваюсь с улыбкой:

— Папа, я верю, что ты любишь меня и примешь, а сейчас пытаешься напугать, чтобы защитить. Спасибо, но не нужно. Со мной всё будет хорошо, — я подбрасываю в воздух зелёные искорки.

Он качает головой:

— От удара в спину магия не защитит.

— Ты увидишь мой триумф, — обещаю я.

Пустой разговор. Меня не слышат, не хотят услышать, не принимают мою правду, а я не способна пробиться через стену глухоты.

Я отворачиваюсь и, помахав на прощание, перебегаю дорогу.

Марк радостно подпрыгивает, словно предчувствует радостные перемены. Я улыбаюсь ему, легко щёлкаю по носу. Даже не щёлкаю — стряхиваю воображаемую пылинку. Марк смешно морщит нос и пристраивается сбоку, стараясь держаться на шаг впереди, чтобы заглядывать мне в лицо.

— Куда идём, госпожа?

— Ты слышал, что можно сдать экзамен и получить лицензию мага? — уточняю я.

— Госпожа, так какой из меня маг?! — мальчишка понимает меня ошибочно.

— Если захочешь, то выучишься и сдашь, — пожимаю я плечами. — А пока что я для себя спрашиваю.

— Знаю, госпожа. У нас маленький город, и постоянной комиссии нет. Маги приезжают раз в два месяца, были всего неделю назад и уже уехали, так что нужно ждать…

Не повезло.

Или наоборот, повезло?

— Кроме столицы, в какой городе есть постоянная комиссия?

— В Тике, госпожа.

Помню… Город на границе, мы с Бертом проезжали его, когда покидали страну. Большой, торговый, никогда не спящий, шумный. Я помню, как пряталась в комнате гостевого дома, потому что бурление деловой жизни меня пугало.

Чтобы доехать, надо полстраны пересечь, пройти через столицу.

Нет смысла ехать.

— А ещё? — как плохо, что я почти не представляю карту нашей страны.

— Сейчас в Огле комиссия работает, они там второй месяц, — Марк чешет в затылке.

Огл я тоже знаю, ближайший к нам крупный город.

Ехать до него часа три, если в экипаже. А как доехать, без экипажа?

Понятия не имею…

Где-то должна быть станция? Что-то подобное я слышала. Впрочем, самой мне знать и не обязательно. Я поворачиваюсь к Марку и спрашиваю — он наверняка предложит, как доехать. У меня есть деньги, у него знания — идеальное сочетание.

Я начинаю считать. Если, например, час добираться до станции, потом три часа до Огла, не меньше часа я потрачу на экзамен… Вернуться я не успею.

А зачем возвращаться? Действительно, зачем? Мне нет разницы, в гостевом доме какого города снять комнату.

— Поедешь со мной, Марк? — спрашиваю я.

Мальчишка хмурится. Он бросает на меня испытующий взгляд. У меня складывается впечатление, что он хочет согласиться, но почему-то не решается. Боится нового? Переживает за жильё? А может пяти фунтов недостаточно? Сколько Марк зарабатывает? Я заплатила за газеты, но не за сопровождение.

Наконец, он вздыхает:

— У меня сестра, госпожа.

— А что сестра? — склоняю я голову к плечу.

— Сироты мы, госпожа. Я-то кручусь, а сестрёнка у меня слишком красивая. Её на улицу выпусти — обидят. Не могу я её бросить.

— Так пусть едет с нами, — предлагаю я. Почему бы и нет?

Помощница мне пригодится — шпильки подать, чай заварить, ещё какую-нибудь мелочёвку сделать.

— А можно, госпожа? — вскидывается он.

— Почему нет? — удивляюсь я.

— Да, госпожа!

— Только Марк…

Былой страх возвращается. А вдруг я не справлюсь? Не за себя страшно — за двух детей, которых я, получается, везу в неизвестность. У меня есть двадцать фунтов, который я очень скоро потрачу.

А что потом?

Марк, почувствовав перемену в моём настроении, испуганно распахивает глаза:

— Госпожа?

Я честно признаюсь, что сопровождать меня большой риск, и что обещать я ничего не могу, что еду, сама не знаю куда, зато по зову сердца, за мечтой.

Мы продолжаем идти вдоль дороги, и я вспоминаю, что где-то здесь поворот к дому семьи Дельси. Становится неуютно, но я шагаю дальше и продолжаю говорить-говорить-говорить. Я не рассказываю о своём перерождении, это слишком личное. Я рассказываю, каким счастливым было моё детство, как мне запретили петь, как хотели выдать замуж, как я ощутила себя запертой в четырёх стенах и ушла, как оставила дома любимого зайца.

Я впервые откровенна, и эта мысль настолько поразительна, что я замолкаю и сбивчиво