— Молодец, малышка.

— Я написала матери записку насчет того, что ухожу с тобой, чтобы удержать тебя от беды, и чтобы она никому не говорила, и что ты обо мне позаботишься. Подсунула ей под дверь. Мать ее заперла.

— О черт! — пробормотал Ник. Потом поправился: — Прости, малышка.

— Это не твоя вина, и со мной тебе хуже не будет.

— Ты ужасная.

— Разве мы не можем быть счастливы?

— Само собой.

— Я принесла виски, — добавила она. — Немного оставила в бутылке. Каждый подумает, что виски выпил другой. Все равно у них есть еще одна бутылка.

— Одеяло ты принесла?

— Конечно.

— Тогда нам пора уходить.

— Все будет в полном порядке, если пойдем туда, куда я задумала. Мое одеяло занимает в мешке много места. Я понесу винтовку.

— Хорошо. Какая у тебя обувь?

— Мокасины.

— Что ты взяла почитать?

— «Лорну Дун», «Похищенного» и «Грозовой перевал».[14]

— Книги для твоего возраста, кроме «Похищенного».

— «Лорна Дун» — нет.

— Мы будем читать их вслух, чтобы растянуть на больший срок. Однако, малышка, ты прибавила нам хлопот, так что лучше поторопиться уйти. Эти мерзавцы не могут быть совсем тупыми. Может, дело в том, что они напились.

Ник завязал заплечный мешок, подтянул лямки, надел мокасины. Обнял сестру за плечи.

— Ты действительно хочешь пойти?

— Я должна пойти, Ники. Не проявляй слабость и нерешительность. Я оставила записку.

— Хорошо, — кивнул Ник. — Пошли. Будешь нести винтовку, пока не устанешь.

— Я готова, — кивнула сестра. — Давай помогу тебе надеть мешок.

— Ты знаешь, что спать нам не придется? Дорога предстоит дальняя.

— Знаю. Я, правда, могу не спать всю ночь, как хвастался тот егерь, который сейчас храпит за столом.

— Может, когда-то и он мог, — предположил Ник. — Но главное, что ты должна делать, так это держать ноги в хорошем состоянии. Мокасины тебе не трут?

— Нет. И кожа огрубела, потому что я все лето проходила босиком.

— С моими тоже все в порядке. Ладно, пошли.

Они зашагали по мягкой подстилке из сосновых иголок, в окружении высоких деревьев без подроста. Когда поднимались по склону, луна, проглядывая сквозь кроны, высвечивала фигуры Ника с большим заплечным мешком и его сестры с винтовкой двадцать второго калибра в руках. На вершине они оглянулись и увидели озеро, залитое лунным светом. Ночь выдалась ясной, и они разглядели темный мыс, а за ним высокие холмы на дальнем берегу.

— Мы можем со всем этим попрощаться, — вздохнул Ник Адамс.

— До свидания, озеро, — откликнулась его сестра. — Я люблю тебя тоже.

Они стали спускаться по склону. Прошли через длинное поле и яблоневый сад, перелезли через изгородь, вышли на другое поле, где осталась одна стерня. Проходя по нему, увидели справа бойню, амбар в низине и большой бревенчатый фермерский дом на другом холме, повернутый фасадом к озеру. Лунный свет освещал дорогу, обсаженную пирамидальными тополями, которая сбегала к озеру.

— Ноги не болят, малышка? — спросил Ник.

— Нет, — ответила сестра.

— Я выбрал обходной путь из-за собак, — объяснил Ник. — Они бы замолчали, едва унюхав нас, но кто-нибудь мог услышать их лай.

— Я знаю, — кивнула его сестра. — Если б они замолчали, сразу бы стало ясно, что это мы здесь прошли.

Впереди высились громады холмов. Брат с сестрой пошли краем пшеничного поля, перебрались через неглубокий ручей, текущий от родника, оставили позади еще одно поле со стерней, остановились у изгороди, отделявшей поле от песчаной дороги. За ней начинался лес.

— Подожди, пока я переберусь через изгородь и помогу тебе, — повернулся Ник к сестре. — Я хочу посмотреть на дорогу.

С высоты изгороди были видны холмы, темный лес у их дома и серебрящееся под лунным светом озеро. Ник посмотрел на дорогу.

— Они не смогут выследить наш путь, и я не думаю, что они заметят наши следы на глубоком песке, — пояснил он сестре. — Мы пойдем по разные стороны дороги, чтобы сбить их с толку.

— Ники, честно говоря, я не верю, что им хватит ума хоть кого-то выследить. Посмотри, они просто ждали твоего возвращения, да еще и напились — и до ужина, и после него.

— Они побывали на пристани, где я был. Если бы ты не предупредила меня, они бы меня поймали.

— Не требовалось большого ума, чтобы понять, что ты будешь на большом ручье, если наша мать сказала им, что ты пошел рыбачить. После моего ухода они, наверно, выяснили, что все лодки на месте, и из этого сделали вывод, что ты на ручье. Все знают, что ты обычно рыбачишь ниже прядильной фабрики и фабрики яблочного сидра. Они слишком туго соображают.

— Возможно, — не стал спорить Ник. — Но я едва успел увернуться от них.

Его сестра протянула ему винтовку, прикладом вперед, пролезла между поперечин. Когда встала рядом с ним на дороге, он положил руку ей на голову и погладил по волосам.

— Ты очень устала, малышка?

— Нет, все отлично. Я даже счастлива быть усталой.

— Пока ты не устанешь совсем, ты пойдешь по песчаной части дороги, изрытой копытами лошадей. Песок там такой мягкий и сыпучий, что твоих следов не останется. Я пойду по обочине, где песок твердый.

— Я тоже могу пойти по обочине.

— Нет, я не хочу, чтобы ты оцарапалась.

Они поднимались по пересеченной местности к гребню гряды, которая разделяла два озера. По обеим сторонам дороги, на месте вырубленного строевого леса, прямо к обочине подступал подрост малины и ежевики. За вырубкой стеной стоял лес. Вершина каждого холма впереди казалась зазубриной в стене леса. Луна уже скатывалась к горизонту.

— Как себя чувствуешь, малышка? — спросил Ник.

— Я прекрасно себя чувствую, Ники. Так, наверное, всегда себя чувствуешь, если убегаешь из дома, правда?

— Нет. Обычно ощущаешь одиночество.

— И тебе бывало очень одиноко?

— Так одиноко, что хотелось выть. Это ужасно.

— Думаешь, со мной тебе будет одиноко?

— Нет.

— Тебя не огорчает, что с тобой пошла я, а не Труди?

— Почему ты все время говоришь о ней?

— Я не говорила. Возможно, ты о ней думал, вот и решил, что я о ней говорю.

— Ты слишком уж умная, — покачал головой Ник. — Я думал о ней, потому что ты сказала мне, где она, а узнав, где она, я начал размышлять о том, что она делает, и все такое.