Ниже этой единственной проложенной в полях улицы местность постепенно спускается к руслу реки Бьюли — широкой и полноводной во время прилива и превращающейся в неглубокий ручеек с заросшими тростником берегами в пору отлива. За рекой до самого горизонта тянутся густые леса.

Прогуливаясь вдоль реки, вы то и дело наталкиваетесь на скрытые в высокой траве останки сгинувшей деревни. Все те же зеленые холмы и курганы. Огромные бревна, некогда служившие стапелями, теперь без дела валяются на мелководье — забытые, никому не нужные, они год за годом гниют и покрываются водорослями. В полях обнаруживаются гигантские ямы и котлованы, заросшие буйной травой и цветами.

А ведь эти стапеля и котлованы, возможно, еще помнят крепкие, сработанные из дуба парусники, которые внесли свою лепту (весьма достойную) в процесс становления Британской империи. Когда-то эта маленькая, забытая богом гемпширская деревушка являлась центром судостроения — тут день и ночь слышался перестук кузнечных молотов, а тысячи толстенных дубовых бревен превращались в десятки горделивых боевых кораблей. Именно здесь, на берегах Бьюли, в 1781 году был спущен на воду «Агамемнон» — 64-пушечный корабль водоизмещением 1384 тонны, на котором плавал сам великий Нельсон (на нем же адмирал получил ранение и лишился правого глаза во время осады крепости Кальви).

Однако Баклерс-Хард представляет интерес не только как вымершая деревня, в свое время немало послужившая империи. Его история весьма поучительна в философском плане — на примере Баклерс-Хард мы видим, как быстро, буквально в одночасье, может измениться судьба какого-то места.

Примерно сто пятьдесят лет назад герцог Джон Монтегю владел поместьем в этих местах. Факт сам по себе не слишком примечательный, особенно если учесть, что герцогу же принадлежал один из Вест-Индских островов — а именно остров Сент-Винсент, славившийся своим сахарным тростником. Но дело в том, что в Баклерс-Хард у Монтегю был собственный маленький порт, к тому же свободный от королевских налогов — привилегия, доставшаяся герцогу в наследство от бывшего аббатства Бьюли. Вот и родилась в его предприимчивом мозгу идея превратить Баклерс-Хард в процветающий центр колониальной торговли. Для этого требовался флот. Так за чем же дело стало, когда под боком у Монтегю Нью-Форест — сколько угодно первоклассной древесины? Надо только позаимствовать у Саутгемптона мастерство судостроения и привить его на новой почве в Баклерс-Хард. У герцога уже имелись отличные кузни в Соули-Понд. Все, что требовалось, — мастера-корабелы. И он раздобыл таких мастеров благодаря хитрому ходу. Монтегю на выгодных условиях предложил в аренду участки набережной реки — сроком на девяносто девять лет при ежегодной ренте всего в шесть с небольшим пенсов! Вдобавок за каждый выстроенный дом он пообещал его владельцу три лоуда[14]древесины. И дело закипело! Благородный герцог расхаживал по холму, прислушивался к звукам стройки, и сердце его пело от радости. Прямо на глазах воплощалась в жизнь мечта — создать величайший морской порт в этой отдаленной, укрытой от всех опасностей глубинке. Следуя порыву души, он переименовал разраставшийся поселок в Монтегю-таун.

Герцогу удалось заполучить Генри Адамса, ветерана кораблестроения, обеспечив, таким образом, успех своему предприятию.

В 1745—1808 годах в Баклерс-Хард построили и ввели в строй сорок четыре военных корабля. Среди них — прославленный «Агамемнон», любимец Нельсона, «Свифт-шур» и «Эвриал», чьи пушки сыграли не последнюю скрипку в грозной мелодии Трафальгарской битвы.

Тихая уединенная деревушка превращалась в арену кипящих страстей, когда на воду спускали очередное судно. Порой со всех концов округи съезжались до десяти тысяч зрителей. Прибывали целыми семьями — на деревенских телегах и в крытых двуколках. Готовый корабль стоял на стапелях, а собравшаяся толпа, затаив дыхание, ждала, когда прилив наберет полную силу. Полагаю, это было удивительное зрелище: один берег маленькой речушки битком забит народом, второй — за которым до самого горизонта расстилаются зеленые леса — тихий и спокойный. Напряжение росло с каждой минутой. Затем в какой-то миг раздавались крики: «Пошел… пошел!», и огромный 74-орудийный корабль медленно сползал в воду под звуки оркестра, наяривающего «Боже, храни короля».

Деревянные детища Баклерс-Хард бороздили воды мирового океана и принимали участие во многих сражениях. Они гордо пронесли британский флаг через все морские битвы, их носы рассекали чужие воды и повсюду представляли угрозу для французских кораблей.

В 1749 году — пять лет спустя после того, как началось бурное строительство в Баклерс-Хард, — Джон Монтегю мирно скончался в своем доме в Прайви-Гардене. Он отправился на небеса с твердой уверенностью, что основанный им Монтегю-таун затмит славу Портсмута.

Однако время внесло свои коррективы.

Деревянная обшивка уступила место железу, паруса — паровому двигателю. Количество кораблей, строившихся на берегу Бьюли, неуклонно уменьшалось. Судостроительная чудо-деревушка пришла в упадок — так же стремительно, как и возвысилась. Она вновь вернула себе старое имя — Баклерс-Хард — и теперь потихоньку зарастает травой. Лесные птицы снова кричат и воркуют там, где когда-то стучали плотницкие топоры. Серые цапли безбоязненно посиживают на дубовых бревнах — тех самых стапелях, по которым медленно спускались воинственные парусники, чтобы во всем своем великолепии войти в морскую историю Британии…

Таинственное, полное преданий место! Мне так хочется верить, что когда последний дубовый рельс треснет и рухнет в воду, кто-нибудь из старожилов обернется на этот звук и неожиданно увидит призрачный корабль — едва различимый в воздухе, будто сотканный из речного марева, с мерцающими парусами, с изодранными в клочья штандартами. Он тихо приплывет обратно в Баклерс-Хард, чтобы исчезнуть, раствориться, как ночной туман, и неприметной росой пасть на английскую траву, которая некогда дала ему жизнь.

6

Нам предстоит посетить самое значимое мероприятие английской весны — скачки стипль-чез.

Время перевалило за полдень. Дождь прекратился, выглянуло солнышко, а вместе с ним проснулась и вся провинция. Пустые особняки на холме и неприметные лесные сторожки, которые шесть дней в неделю выглядели абсолютно необитаемыми, внезапно ожили. Выяснилось, что в них обретаются различные полковники, майоры и прочие вполне реальные люди — сэр Альфред Такой-то и лорд Сякой-то. И это внезапное возрождение носит повсеместный характер. Обычно безлюдное шоссе заполняется лимузинами (корзинка с традиционным ланчем снаружи, укреплена на крыше автомобиля, внутри прелестные девушки, за рулем — очередной майор). Они движутся сплошным потоком, в то время как на боковой, подъездной дороге царит полное уныние: сельский полицейский, взмокший и раздраженный, стоит напротив ворот во владения мистера Суитбреда, безнадежно затертый многочисленными «фордами» и «роллс-ройсами». Среди них застрял и гунтер леди Снэтчер по кличке Пинч-о-Джинджер, один из фаворитов состязаний. Жеребец, заботливо укрытый попоной горчичного цвета, чувствует себя неуютно среди забрызганных грязью капотов, беспрестанно переступает с ноги на ногу, прядает ушами, а конюх поглаживает его по шее и нашептывает что-то успокаивающее.