Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саню даже сейчас передернуло: надо же, с утра думает о всякой гадости!
Пашка уже проснулся. Он лежал в кровати, подложив под голову руки и глядя в потолок.
– Доброе утро, – сказал Саня.
– А, это ты, – хрипло буркнул Пашка. – Доброе.
Как будто он всю жизнь провел среди каких-нибудь там отбросов общества! Наверное, вокзальные бомжи именно так приветствуют друг друга.
– «А, это ты», – передразнил Саня. – Я тебе, Пашка, книгу подарю. «Как себя вести» называется.
– Да есть у меня, – подмигнул Пашка. – Почитать только никак не соберусь.
Определенно, он прикалывался, корча из себя бомжа. А значит, понял Саня, у Пашки отличное настроение. Если он пытается кого-то из себя представлять, если в нем проснулся актерский талант – значит, Пашка доволен собой, жизнью, всем миром! А еще это значит, что Пашка готов действовать, что у него не опустились руки после вчерашних неудач.
У Сани тоже сразу улучшилось настроение. Он даже расхотел досыпать свои законные полчасика. Но раз Пашка не торопился вставать, то и Саня с удовольствием плюхнулся в постель.
– Ну, у тебя и родители! – восхитился Пашка, когда они с Саней наконец вышли на кухню завтракать. – Только «спокойной ночи» приходят сказать. Даже насчет культурной программы ни капельки не грузят.
Ну, это Пашка, положим, ошибался. Мама уже предупредила Саню, что она быстро-быстро разгребет все завалы у себя в издательстве и тогда вплотную займется «детьми».
Но пока на столе стояло прикрытое салфеткой блюдо с пирожками, а рядом опять красовалась записка с призывом побольше есть, гулять и не скучать. Папа скорее всего в это время бежал по Старопименовскому на работу в газету «Известия».
Прочитав записку, Саня подмигнул Пашке:
– Мама извиняется, что не может уделить нам сегодня ни минутки.
– Надо, Чибис, извинить, – сочувственно покивал головой Пашка.
– Ладно уж, в последний раз, – сказал Саня, и они расхохотались.
Мама даже не представляла, какой подарок она делает им, разрешая заниматься собственными делами без всякого контроля, без всяких советов! Сейчас бы началось: а не сходить ли нам в Третьяковку, а не посетить ли вечером Большой зал консерватории? Конечно, сходить, конечно, посетить. С огромной радостью! Только кто же делом будет заниматься? Кто раскроет опасное преступление – может быть, одно из самых опасных в Москве? А если завтра такой же труп будет сидеть уже в другой квартире? Или прохожие станут падать прямо на улице, не успевая понять, откуда прилетела метко выпущенная пуля?
Не теряя времени, Саня решил позвонить Анке прямо во время завтрака. Он, конечно, не Юлий Цезарь, который умудрялся одновременно заниматься несколькими делами, но уж говорить и одновременно жевать – задача нехитрая. А чтобы Анка не обиделась на чавканье, Саня старался глотать, почти не жуя.
– Ты, Чибис, главное, не тяни резину, – наставительно поучал с набитым ртом Пашка. – Через полчаса она должна быть здесь, через тридцать пять минут мы должны быть в гостях, через час – свободны для дальнейших действий. Понял?
– Запей, – Саня кивнул на дымящуюся чашку чая. – А то подавишься ценными указаниями.
Дверь квартиры Ивана Антоновича была такая массивная, что казалось: открываться она будет медленно, сантиметр за сантиметром, как вход в какой-нибудь бункер. За дверью заливался лаем Чубик.
– А, Санек!
Иван Антонович выглянул в наконец образовавшуюся щель, и дверь опять захлопнулась. Пашка не сразу и сообразил, что дверь захлопнули для того, чтобы снять цепочку. Очень странно выглядела картинка: хозяин радуется гостям – и захлопывает перед их носом дверь.
«Подозрительно это, – подумал Пашка. – Ведь есть же глазок, зачем еще через цепочку разглядывать? Сокровища у него там хранятся, что ли?»
– Извините, Иван Антонович, – поздоровавшись, начал Саня. – Мне, наверное, следовало бы позвонить… Но вы сказали вчера, что можно в любое время.
– Да конечно, можно, – усмехнулся хозяин квартиры. – В любое время дня и ночи, шучу, правда, насчет ночи, но почему бы и нет. Какая разница, только на улице темно, а так – идет время, как шло и как будет идти еще завтра, и послезавтра, и через тысячу лет…
Пашка с Анкой удивленно поглядывали на старика, болтавшего без умолку. Как сказал первую фразу, так без остановки и переходит к следующей, только успевает воздух втягивать и выпускать вместе со словами. Он и не говорил даже, а будто дышал словами.
«Вчера он мне совсем не таким показался, – про себя отметила Анка. – То собранный был, волевой, а то болтает и болтает, как старушка какая-то».
Видно было, что Пашка тоже насторожился. Не часто приходилось ему встречаться с такими непонятными людьми. Вроде все нормально, но чувствуется какая-то постоянная игра, чуть ли не паясничанье. К тому же Пашка заметил мгновенный взгляд старика, скользнувший в его сторону. Как иголкой кольнул!
«Значит, не такой уж он простачок. Приглядывается, оценивает, – решил Пашка. – Что-то много подозрительных людей мне в по-следнее время встречается!»
Он сразу, как только увидел квартирную дверь, толкнул Саню локтем:
– Канарейка из Марксэниной квартиры выходил, это точно. Но это еще ни о чем не говорит. Не расслабляйся!
А Саня беззаботно, будто к себе домой зашел, беседовал со стариком.
– Я с друзьями. Можно, Иван Антонович? Понимаете, мы вместе занимаемся одним делом… Мы сейчас расскажем все по порядку.
Саня оглянулся в ожидании Анки и Пашки, которые еще возились в прихожей. Старик откликнулся уже из кухни:
– Друзья необходимы в жизни так же, как пища, вода и воздух. Кажется, одному жить спокойней, свободней. Ан нет, не спокойней. Покойней – да… От слова покойник. Не замечаешь, как превращаешься в никому не нужный пенек. У дороги, по которой ежедневно проходят тысячи людей. Смотришь и завидуешь… И завидуешь. И думаешь о том, что если бы хоть один из тысячи был не то что твоим другом – хотя бы добрым знакомым, то как бы счастливо жилось тебе на земле…
Пашка даже рот приоткрыл, прислушиваясь. В словах старика было что-то гипнотизирующее. Они лились, как водичка из-под крана, – так, что даже смысл сказанного становился безразличным.
– Да неужели вы так одиноки, Иван Антонович? – крикнул в кухню Саня.
При этом он кивнул на стены комнаты. Любуйтесь, мол.
Что и говорить, здесь было чем полюбоваться! Казалось, множество музеев, будто сговорившись, прислали в эту квартиру по самому диковинному экспонату.
Чучела необыкновенных рыб покоились в рамках, как фотографии. Чучела животных были расставлены по углам и на специальных подставках. А под потолком гордо реяли орлы и еще какие-то невиданные пернатые.