В квартире у нас тоже деньги не лежат, поэтому когда с тою же докукой они адресовались у подъезда к нам вдвоём, кажется, никогда не удовлетворялись. С Аней же, которая несколько раз, то специально, то неспециально (в ящик за почтой) подымалась на площадку второго этажа, основной служитель культа вовк начал здороваться. Пару раз она распекала их за едва ли не часовое курение на площадке или за то, что там настолько воняет корвалолом или блевотиной, что и у нас дома невозможно находиться. Игорь, видимо, её запомнил. Как-то раз он даже спросил у неё спички, назвав дочкой!

С одной стороны всё-это вовканье уже порядком поднадоело. Но с другой оно всё же в разы лучше явлений гастарбайтерских – рабочих и праздных, иногда всё же, несмотря на всю лиричность комедии, поднимает настроение. Да и чем оговорить: не произноси пары слов на улице, не ходи к своему старому одинокому другу и не кури на лестничной клетке?! (К слову, там висит на специальном щите длинное объявление: не то что прямо и категорично, как раньше «Курить запрещено», но нечто современно-смехотворное (жалко, что не стихотворное!), вроде «Дорогие жильцы и гости подъезда! Будьте внимательны и толерантны, уважайте права ваших некурящих соседей!», посему все как-то усиленно курят – то молодёжь непонятная часами топчется, то солидный дядя, едва шагнув из своей двери, сразу закуривает.) Зависания в подъезде, особенно в осенне-зимний период, участились до неприличия. Зато теперь можно слушать и частью понимать, о чём толкуют вовки.

Вокал Игоря просто очень алкашовско-хриплый, он говорит по слогам и проглатывая окончания, иногда и предлоги и прочие частицы – нечто вроде пения Кобейна или стиля телеграммы. Человек настолько очерствел от непрерывных возлияний, что ему трудно и говорить. Сам подаёт голос очень редко, фразы его весомы, если не сказать, чеканны, и конечно, тут уж совсем ничего не понятно. Иногда он смеётся – коротким сказочно-троллевским смешком. Как представишь Вовку, так и жутковато, а с другой стороны сквозит тут и некая бесшабашность. Так и подумаешь: зачем они к нему ходят – ведь выпить можно и на улице – чему же он их учит?.. Базилио подражает старшим, но его сбивает с брутальности врождённая интеллигентность, посему все его фразы как-то служебны и незначащи, он явно просто ассистент какой-то. Молодой своим бесцветным говорком и несёт какую-то молодёжную дрянь – всё понятно, никаких энигматических пассажей и пассов, но и слушать не хочется: «Сёдня наши проиграли… то есть выиграли… команда эта… т… как её?… то… „Тесла“, что ли… ну, называется… на „тэ“, короче… с этими играли… прикинь, выиграли!» – «Торпедо!» – рявкает Игорь, как ни странно, всё в один слог – если бы не контекст, ни за что бы не понять. «Тосла!» – мерзковато рявкает и Вовка, завершая спор (оказывается, есть такая команда).

Бывает, в хорошую погоду они трутся прямо под окнами, стоят по стеночке (чтоб их не видели из окна), глотают портвейн и выхрипывают, постоянно куря, – пока совсем не становится невыносимо от их хрипа и дыма и Аня на них не гаркнет. Тут же доглатывают и выбрасывают в клёны под окном пару бутылок «777».

Порой нарастает искушение познакомиться с Вовкой (а тем более легко с его присными), побеседовать с ним, с ними, снять про них вполне монументальный документальный фильм… Тут никакой «Жар нежных» беспонтовый и Германика с её «Девочками» и рядом не валялись!.. Не надо никуда вторгаться, баламутить чужеродную среду хоть и маленькой камерой, выставлять, заставляя замереть саму жизнь, треножничек с лампочкой… Можно так вести съёмку, что они и не заметят. Оплатив, конечно, всё их драгоценное потраченное время в приемлемой для них валюте – литровками, четвертинками, аптечными пузырьками, флакончиками корвалола…

Но однако, понятно, что тогда никаких гонораров от наших скудных средств не напасёшься! Я с подобными личностями имел дело. Так, например, в Бронницах, на первой ещё квартире, жил над нами один тихий алкашик, молодой, вроде третьего вовки, я ему из солидарности сразу то сто рублей выдавал, то двести и отдавать не велел – лишь бы не учащал визиты… Но потом он перестал заходить, я всё удивлялся, а через год узнал только, что его рядом с домом сшибло насмерть машиной.

В Бронницах я тогда работал, мне 15 тыщ на жисть хватало… Потом не работал… Тут как раз и в Москву стал вострить лыжи: ну, уж в Москве-то, думал я, оно уж не так! Наивно думал, да и время прошло: на глазах всё изменилось к худшему. Если сам тут не живёшь, не вот и поймёшь. Да и везде про это чок-молчок, особо не расписано (разве что по блогам я блох не ловлю из пренебрежения!..), никому не до этого… да и не до чего вообще – в том-то социологическая, психологическая, и, не побоюсь этого слова, антропологическая новизна ситуации. По сути, это философия такая, как бы спонтанная, но уже давно воплощённая в действительность.

За основу всего принята текучка. Отдельный человек ничего не значит. А для себя, атомарного (вроде как отдельного ото всего и всех) индивидуума, имеет значение лишь он сам. Он как можно быстрей задраивает железнейшую дверь в квартиру, а в ней деревянную – в свою индивидуально отгороженную ячейку. (У мамы телевизор, у дочки за стенкой – комп. Пересечение параллельных реальностей – разве что на кухне: наложить на тарелочку и с ней быстрей – к себе. Типичная московская полная семья…) Не только не знаешь тех, кто на одной улице с тобой живёт, в одном доме, подъезде, соседей своих почти никто не знает, ни в лицо, ни тем более, по фамилии и имени-отчеству. Утром на работу, вечером с работы, ну, может, погулять с собакой, ящик пощёлкать или компостер потыкать и спать. Всё как будто расписано до мелочей. (Теперь понятно, почему разработали для командировочных в буквальном смысле бокс, где можно чуть не сутки проводить на полке, вроде плацкартной, лежать с ноутбуком или прикорнуть под снотворным: вай-фай есть – а что ещё не надо! Граф Дракула в гробу, человек в футляре и гастарбайтеры в вагончике – посапывая, отдыхают!..) Единственное, что можешь сделать – основное взаимодействие с внешней средой – в магазин сходить, но он обезличен до неприличия: покамест не автомат и робот, но нечто более дешёвое…

По такой жизни, понятное дело, Нелегальное Собрание Подпольного Кружка Коренных Московских Полулегалов, Магистерского Ордена «ВОВК» никто даже не замечает! Если величайшая в истории война – ВОВ!.. – и пронеслась мимо со свистом, типа wow! какое-то… то какие уж тут вовки и гастарбайтеры с тачками и мётлами…

Вот, если угодно, небольшая нарезка из нашего несостоявшегося цикла «Кинопилорама».

Мало того, что из-за перенаселения наш подъезд представляет собой проходной двор и напоминает теремок из детского мультика… Раньше дворник, читаешь классику, всех проживающих в своём владении знал наперечёт, кто дома, кто вышел или уехал, у него справлялись, а появится кто-то сумнительный, он мог, или даже был обязан, доложить в участок…

Машины под окном, несмотря на то, что зима в первый год нашего житья, как уж упоминалось, походила на дождливый сентябрь, чуть не ежедневно оставлялись на всю ночь с чем-то включённым внутри, издающим гудение-вибрацию, потом отключающимся, потом опять… Я даже не могу понять: то ли включенный двигатель, то ли подогрев салона какой специальный… Одно точно: площадочка-стояночка, автомобилей на десяток, находится прямо у нас пред кухонным окном. От большого окна, наиболее чувствительного ко всему – даже все стёкла дребезжат-резонируют! – её отделяет метра три. По её краю, собственно, и идут, отсюда же и вовкают…