успокоила Валентина Наумовна. — Бывают же просто совпадения.

Венька встал и заявил:

— В палатке неделю проживешь — и охрипнешь. Ночью все-таки холодно.

— Все возможно, — подтвердила Валентина Наумовна и надела на лоб круглое зеркало. — Ну-ка, открой рот! — приказала она Захару.

Тот немедленно исполнил.

— Скажи «а»!

— А-а-а!

— Скажи «и»!

— И-их-х-х! — прохрипел Захар и закашлялся.

— А теперь ты скажи «и»! — приказала Валентина Наумовна мне.

Я вытянул шею, сказал «и», но у меня тоже получилось не то «ши-и», не то «хи-и».

У Веньки совсем из «и» ничего не вышло. Он пошипел, пошипел и махнул рукой.

Мы еще по разу вытягивали шею и шипели, как гуси, а потом сели. Со звуком «и» у нас ничего не получалось.

Валентина Наумовна сняла со лба круглое зеркало, отвернулась к стеклянному шкафчику, и плечи ее мелко задрожали. Она смеялась. Потом она повернулась к нам и сказала:

— Не волнуйтесь. Все вы здоровы!

— А почему хрипота? Почему хрипота? — заерепенился Захар.

— Это бывает, — сказала Валентина Наумовна. — У каждого, кто растет… кто становится взрослым.

— Взрослым? — переспросил Венька и расправил плечи. Во мне тоже вдруг зажглась какая-то гордая искорка. А Захар продолжал канючить:

— Не могу я в хоре петь! Дайте освобождение!

— Мальчики вашего отряда могут в хоре не петь, — сказала Валентина Наумовна. — Я передам это вожатому. Идите и не волнуйтесь.

Когда мы вышли из санчасти, мне показалось, что я немножечко вырос, а в ушах у меня все время звучали слова Валентины Наумовны «становится взрослым».

Венька стал щупать пух над верхней губой, но, когда заметил, что смотрит Захар, отдернул руку. Захару уже давно не мешало бы побриться. У него вниз от висков тянулись черные курчавые бакенбарды, а верхняя губа, над которой были изрядные усы, была вздута. У нас у всех губы были такие, словно нас осы покусали. Захар перехватил Венькин взгляд, понял его и посмотрел на него так, будто перед ним стоял первоклассник, а не Вениамин Чижевский — будущий космонавт, конструктор межпланетных кораблей.

Валерий висит на волоске

В одиннадцать часов утра по путевке дня у нашего отряда занятия по труду. Мы должны идти на хоздвор, к верстакам, и учиться столярному делу. Мы топчемся на линейке и ждем Валерия. Откровенно говоря, нам не очень хочется в такой жаркий день стругать доски и сколачивать табуреты.

— Вот бы сейчас на речку! — говорит кто-то из ребят.

— И верно! Почему физрук ни разу нас не водил?

— Он хотел, да Нин-Вас против.

— Почему?

— А потому, — вмешалась Зинка, — что еще место на речке не выбрано. Я сама слыхала, как Нина Васильевна говорила: «У нас речка опасная, водовороты, ямы кругом».

— А почему другие лагеря купаются?

— Почему да почему… Куда же девался Валерий Николаевич? Митя, долго мы будем тут стоять?

— Подождите. Сейчас поищу его, — сказал я и побежал по территории.

Валерия я нашел возле главного входа в лагерь. Он стоял у ворот и разговаривал с каким-то парнем. Я стал в сторонке и жду. Наконец он заметил меня.

— Дмитрий, иди сюда!

Я подошел, поздоровался, а Валерий развернул какой-то пакет и показал мне три металлические пластины.

— Смотри, что нам Ваня привез. Не догадываешься?

Я взял в руки одну пластину.

— Ну, алюминий, — говорю.

— А для чего?

— Не знаю.

— Эх, ты! Это же для ракеты, понял?

Тут только я вспомнил, что Венька весь лагерь обегал, а тонкого алюминия не нашел и все кричал, что без него даже приступить к делу нельзя.

— Вот спасибо! — обрадовался я и взял у Валерия остальные листы.

— Ты, конечно, за мной, — сказал Валерий. — Сейчас иду… Стой, что ж это я вас не знакомлю?

— Шумилов Ваня, — протянул руку парень.

А за меня ответил Валерий:

— Наш председатель Соколов Дмитрий… Мы с ним друзья. Правда, Митя?

— Ясно. Иначе и быть не может, — улыбнулся Ваня. — У нас в цехе тоже дружба, железная!

Ваня Шумилов был рослым парнем. Лицо загорелое, волосы белые, и улыбался он только правым уголком рта, а глаза при этом лукаво щурились.

— Тебе, Валерий, от всех ребят привет! А это, — Ваня достал из кармана конверт, — это от Зои. Сказала, что видеть тебя больше не хочет. Понял? — Он подмигнул, дал Валерию конверт и засмеялся. — Она у тебя такая!

Валерий тоже рассмеялся, и я понял, что Ваня пошутил.

— А что, не говорила… приедет? — тихо спросил Валерий.

— А куда же ей деваться? Приедет. И мы всей бригадой тоже. На обследование. Ты небось тут всем показал, как дело ставить. Смотри, знай наших!

Валерий покраснел и начал разглядывать свои туфли.

— То-то же, — кивнул головой Ваня. — А если что надо, какая-нибудь помощь, так ты только свистни. Мы мигом! Понял?..

— Ладно, Ваня, мне пора, ребята ждут… Пошли, Митя!

Мы попрощались. Ваня крепко пожал мне руку, и я крикнул ему вдогонку:

— Приезжайте! Обязательно приезжайте!..

…Венька схватил алюминиевые листы, как будто от них зависела его жизнь. Он даже забыл поблагодарить Валерия и моментально исчез. А мы все отправились на занятия по труду.

Когда пришли к верстакам, оказалось, что педагога по труду, дяди Кузьменко, не было, и никто не знал, где он.

— Не расходитесь, подождем, — сказал Валерий.

— А вы нам что-нибудь расскажите, — потребовал Сашка Кикнадзе.

— О чем же?.. Я ведь только работаю…

— Об этом и расскажите. О себе, — сказала Мая.

— Тю-у! — запищал Женька Быков. — Какой интерес?! Лучше что-нибудь приключенческое!

Но ребята на него зашикали. Нам ведь предстояло скоро идти на настоящую работу, и все хотели знать: интересно ли это, трудно ли? Как живут ребята в общежитиях? Сколько зарабатывают?

Прибежал Венька. Узнав, что Валерий будет рассказывать о заводе, обрадовался: «Вот здорово!» Я уже говорил: он собирался после восьмого работать на авиазаводе.

Ребята расселись, кто на верстаки, кто прямо на землю, и приготовились слушать.

— Я вам, ребята, расскажу о своей бригаде. У нас она комсомольская. Мы в одном цехе работаем и все в общежитии живем.