К себе я заскочила только принять душ и переодеться. Оставаться в здравом рассудке среди гор этих чертовых коробок просто невозможно. Бублики. Хорошие бублики из хорошей пекарни возле дома Стефа. Я ухватила их по дороге домой и теперь поставила подогреваться в сливочном сыре. А сама проверила сообщения на мобильниках.

Розовый — Эми: «Кэти, нам нужно поговорить. Что с тобой творится? Перезвони мне».

Голубой — Джоэл: «Привет, Кот. Был сегодня на новой работе. Вообще неплохо, только у одной девчонки оказались вши. Когда заедешь?»

Желтый — Стеф: «Сахарочек-пирожок, булочка медовая».

Красный — Джонни: ничего.

Зеленый — Ричард: «Привет, Китти. Тут кое-кто хочет с тобой поговорить».

Дотти: «Китс, ты к нам приедешь? Пока».

Мы с Ричардом и Дотти сидели в цирке-шапито «Зиппо» и дожидались начала представления. Это был первый день выступлений в парке Финсбери, и помещение постепенно заполнялось народом. У нас были лучшие места.

В проходе клоун бросал на палочки пластмассовые кольца, и Дотти захотела одно из них. Но вместо кольца получила мороженое в пластмассовом стаканчике.

— Ложку, пап! Я хочу ложку.

— Волшебное слово, Дотти, — подсказал Ричард.

— Абракадабра, — моментально откликнулась она.

Мы захихикали, и Дотти приосанилась. Уж она-то всегда знает, что делает.

Я засунула руки в карманы и в правом обнаружила какой-то листок бумаги. Это что такое? А, письмо от отца.

Мимо пробиралась крупная негритянка с тремя детьми, и мы отступили в проход, давая ей дорогу. Я держала мороженое Дотти. Мы с Ричардом встретились глазами, и я покраснела, чего со мной обычно не случается. И зарделась еще больше, когда Ричард улыбнулся.

— Китс, а можно мне шляпу?

Глаза у Дотти карие. Совсем как у отца, только еще больше. Нос тоже отцовский, чуть-чуть вздернутый. А темные кудри, должно быть, от матери. Вообще-то волосы Дотти напоминают мои. Господи, все вокруг, наверное, думают, что она МОЯ.

Мы снова сели. Ряды стояли тесно — пришлось устраиваться боком. Дотти болтала ногами. Ее любимые лакированные туфельки были запачканы грязью.

— Веди себя пристойно, Дотти, — одернул ее Ричард.

Пристойно! Ну откуда он такой взялся? Ей же скучно, она ждет, когда наконец начнется представление. Ей хочется увидеть акробатов, лошадок, дрессировщиков. И мне тоже хочется.

— Ну так как? — спросил Ричард.

— Никак!

Ричард даже подскочил, и до меня с опозданием дошло, что он просто пытался завязать беседу.

— Рулю понемногу. Работаю.

— А-а. Ясно.

— Пап! Шляпа!

Слава богу, здесь Дотти. Напряжение было такое — хоть ножом прорубайся. Дотти сидела между нами, и Ричард не мог обратиться ко мне шепотом. Значит, не будет изводить меня разговорами о той перепалке — хотя, судя по всему, воспоминания о ней до сих пор не давали ему покоя. Ричард тер лоб и сжимал виски — словно головная боль гнездилась именно там, где начинали редеть его песочные волосы.

Торговец шляпами и светящимися жезлами стоял теперь прямо перед нами, и мы уже не могли делать вид, будто не замечаем его.

— Ты не против, если я… — обратилась я к Ричарду, залезая в карман куртки за бумажником.

Он махнул рукой, соглашаясь, а Дотти восторженно захлопала в ладоши. Я расплатилась и вложила покупки в ее липкие цепкие пальчики. Не помню, ходила ли я в цирк с родителями. Вряд ли отцу понравилась бы такая затея. Для него это бессмысленные забавы — ни тебе гимнов, ни церемоний, ни затхлого, спертого воздуха, как в школьном коридоре. — А?

Ричард говорил что-то, но я пропустила его слова мимо ушей.

— Я сказал, вчера звонила Джемайма.

Вот тут я встрепенулась. Джемайма — мать Дотти.

— Что ей понадобилось?

— Просто узнать, как Дотти. — Но вид у Ричарда был не слишком уверенный.

— Если не ошибаюсь, раньше Дотти ее не особенно интересовала.

Ричард перевел взгляд на малышку. Та помахивала жезлом и смеялась. — Нет, — проговорил он. — Не интересовала. Не могу отделаться от ощущения, что она что-то затевает.

— Ты же не думаешь, что она хочет забрать девочку?

Ричард помотал головой, но было заметно, что он полон сомнений. Три года из почти четырехлетней жизни Дотти ее мать провела в Париже, с другим человеком, и за это время ни разу не видела дочь, да и не выражала желания увидеть. Но на лице Ричарда читался страх — мышцы у рта напряглись, он нервно растирал лоб. Этот страх, наверное, не отпускал его с того самого дня, как Джемайма ушла, а теперь только усилился. Ричард неожиданно показался каким-то маленьким; он съежился в своей куртке, пристроился поближе к дочери, нахохлился над ней с обычной своей суетливой заботливостью. Я протянула руку и погладила его по теплой щеке. В ответ Ричард улыбнулся.

Раскатилась барабанная дробь, оркестр заиграл беззаботную, веселую мелодию, и на арену выбежал дрессировщик в черно-белом костюме Пьеро; на щеке серебром поблескивала огромная слеза. Прожектор, словно лунный луч, скользнул по лицам зрителей — и я вздрогнула, охваченная паникой. По ту сторону арены мелькнуло знакомое лицо. Оно тут же затерялось среди множества других лиц, но я отчетливо видела… ведь видела же?.. Луч осветил это лицо лишь на мгновение, так что ничего не стоило ошибиться, и все же я сидела как на иголках, когда появилась девушка в желтом, усыпанном блестками наряде и принялась танцевать с веревкой из шелковых платков, крутясь и кувыркаясь; ослепительная улыбка ни на миг не покидала ее лица.

Было еще светло, когда мы шагали по траве к машине; в воздухе висел тяжелый запах хот-догов. Ричард обнимал меня, Дотти чирикала без умолку. Ей больше всего понравилась собачка — нет, канатоходцы, или нет, клоуны, которые поливали друг друга водой. Я старалась скрыть разочарование: не было ни львов, ни слонов, ни обезьян. Казалось бы, радоваться надо, что в этом цирке не держат в клетках и не морят препаратами диких животных, но я эгоистично мечтала о куда более опасном зрелище: щелкает бич, сверкают белые клыки, разверзаются пасти-пещеры. Наконец Дотти вынесла вердикт: лучше всего было, когда на арену вытащили ее папу и заставили вместе с тремя другими папами биться с клоунами. Папа стал гвоздем программы. Как всегда.

Рука Ричарда еще крепче обвила мою талию. Я обняла его в ответ.

— Как насчет китайского ресторана? — осведомился он.

— «Макдоналдс», «Макдоналдс», — запищала Дотти. Быстро схватывает.

И тут… Господи, опять она? В нескольких шагах впереди нас. В пятнистой, а-ля далматинец куртке и джинсах от Пола Смита. Вот обернется сейчас и узрит идиллию: я топаю с незнакомым мужчиной и с ребенком. — Вот черт. — Я резко остановилась.