– О, да я всё уже и так знаю, за исключением последней строчки!

– Ничего, ничего, действуйте, и всё будет в порядке! Поднимайтесь к себе и выучите как следует. Да, и оставайтесь в своей комнате, пока я не позову вас, помогать мне накрывать к чаю!

– А можно мне для компании взять с собой несколько веточек яблони? – взмолилась Энни.

– Нет. Вы же не собираетесь усеять всю квартиру цветами! И, вообще, не стоило рвать эти ветки!

– Я тоже после об этом подумала, – призналась Энни. – Нельзя укорачивать чью-то жизнь забавы ради. Если б я цвела, как яблоневый цвет, мне не очень-то хотелось бы, чтоб кто-то… сорвал меня! Но искушение оказалось превыше всего. И я не устояла! А что вы делаете в подобных случаях?

– Энни, я не стану больше повторять, чтобы вы отправились в свою комнату! – Энни вздохнула и, удалившись к себе, уселась в кресло у окна.

– Ну, теперь мне известна эта молитва… Последняя строчка сама отложилась в памяти, пока я поднималась по лестнице вверх. А теперь – время преобразить все вещи в этой комнате с помощью воображения. Итак, весь пол устлан белым, пушистым ковром с розочками, а на окнах – розовые шёлковые занавески. Все стены обиты золотой и серебряной парчой, мебель – красного дерева… Никогда, правда, не приходилось видеть такую мебель, но, должно быть, она – роскошная. Так, что ещё? Ага… Значит, вот там стоит кушетка с грудой розового, голубого и малинового цветов, а я возлежу на ней! И я любуюсь своим отражением в том большом зеркале. Вижу себя высокой, изысканной, облачённой в белое кружевное платье со шлейфом; на моей груди – жемчужный крест, и в ушах – тоже жемчуга. Волосы мои – цвета полночной темноты, а кожа – слоновой кости. Зовут меня, конечно, леди Корделия Фитцджеральд. Нет, это всё – слишком чудесно, чтобы могло стать реальным в моём воображении.

Она, танцуя, приблизилась к маленькому зеркальцу и в безумной надежде воззрилась на своё отражение. А оттуда на неё, в свою очередь, взглянули серьёзные серые глаза; веснушчатое личико «девочки в зеркале» казалось худым и осунувшимся.

«Да… Куда уж там, – Корделия: Энни из Грин Гейблз!. – искренне призналась она сама себе. – Сколько ни пытаюсь представить, что я – леди Корделия, – всё-то вижу Энни из Грин Гейблз. Хотя – это в миллион раз лучше, чем быть просто Энни ниоткуда!»

Она подалась вперёд и, с чувством поцеловав своё отражение, перебежала к окну.

– Ах, добрый день, Снежная Королева! Привет и вам, берёзки в лощине! Здравствуй, серый домик на холме!.. Станет ли Диана моей лучшей подругой? Надеюсь. И я буду очень любить её! Но я никогда не забуду Катю Морис и Виолетту. Иначе им стало бы так больно, а мне не хочется, чтобы из-за меня страдали, даже если это просто маленькая девочка-отражение или девочка-эхо. Их я всегда должна помнить и каждый день посылать им поцелуи.

С этими словами Энни поцеловала кончики пальцев, и воздушный поцелуй её полетел над вишнёвыми деревьями в загадочные дали. Затем она села в позе «мыслителя» у окна и погрузилась в бездонный океан мечтаний.

Уж так случилось, что Энни пробыла в Грин Гейблз две недели, прежде, чем «ревизор в юбке», Рейчел Линд, явилась посмотреть на неё. Сказать по правде, миссис Линд никто бы не упрекнул за подобную отсрочку. Ужасный, необычайный для лета приступ гриппа надолго заточил почтенную леди в её доме. Миссис Линд обычно не поддавалась болезням и определённо презирала тех, кто это делал; но грипп не принадлежал к числу обычных болезней, а был не иначе как послан свыше. Как только доктор позволил ей встать на ноги, она поспешила прямо в Грин Гейблз, сгорая от любопытства и томясь желанием скорее увидеть Мэтью, Мариллу и сиротку, о которой земля Эвонли уже полнилась слухами.

Энни с пользой провела каждое мгновение этих двух недель. Она уже успела познакомиться со всеми деревьями и кустиками в окрестностях; а ещё обнаружила, что дорожка спускается в яблоневый сад, а поднимается к сплошной стене леса… Она теперь знала все её сюрпризы и причуды: изгибы ручейка и мосток, пихтовую рощицу и аркообразные дикие вишни, заросли папоротника и проходящие через кленово-рябиновый лесок тропинки.

Она подружилась и с тем «благовоспитанным» ручьём, который бежал по лощине. Ах, какой это уже был глубокий, чистый ручеёк с ледяной водой! Русло его укрепляли красные песчаниковые сланцы, а по берегам, словно маленькие пальмочки, росли водные папоротники. Через ручей был перекинут мост, сооружённый из брёвен.

Миновав его, Энни, словно на крыльях, мчалась дальше, на лесистую горку, где всегда царил полумрак под густыми елями и скоплениями папоротников. За исключением мириадов нежных июньских колокольчиков, этих скромных лесных цветов, да немногочисленных бледных звездчаток, здесь больше ничего не росло. Паутинки серебрились между деревьев, словно сети, а ветви елей, казалось, приветственно махали в знак дружбы.

Все эти увлекательные экспедиции предпринимались в те недолгие, получасовые паузы, которые ей отводились для игры; возвратившись, Энни всегда заговаривала Мэтью и Мариллу до полусмерти, живописуя свои открытия. Но Мэтью, казалось, это ничуть не беспокоило; он безмолвно вникал болтовне девочки с довольной улыбкой на лице. Марилла милостиво позволяла ей щебетать, пока не осознавала, что начинает слишком интересоваться «девочкиными сказками». Тогда она прерывала её довольно жёстко.

Энни как раз была в саду, когда миссис Линд возникла, словно из-под земли: она мужественно преодолевала стойкое сопротивление высокой, некошеной травы, на которую легли кровавые пятна заката… Рейчел Линд спешила в усадьбу «на всех парусах»: было о чём поговорить с Мариллой. Например, о том, какие боли и в каком именно месте пришлось ей испытать во время болезни. Казалось, почтенная леди получает большое удовольствие от рассказа про свои болячки, и Марилла уже стала подумывать, что перенесённый грипп принёс ей некоторое удовлетворение. Когда фонтан красноречия миссис Линд иссяк, она заговорила, наконец, об истинной причине своего визита.

– Мне довелось услышать некоторые ошеломляющие новости, касающиеся вас с Мэтью, – начала она.

– Но, полагаю, вы, дорогая, не более ошеломлены, чем я сама, – возразила Марилла. – Я всё ещё в состоянии лёгкого шока.

– Ужасно, что произошла эта ошибка, – голос миссис Линд был полон сочувствия. – Но разве нельзя отослать её обратно?

– Думаю, что, конечно, можно. Только мы решили не делать этого. Уж очень она понравилась Мэтью… И, должна признаться, – мне, в конечном счёте, тоже. Хотя у неё есть недостатки… Но, знаете ли, дом совершенно преобразился с тех пор, как она сюда приехала. Эта девочка вносит столько света в нашу жизнь!

Марилла сказала гораздо больше, чем следовало, но она давно наблюдала выражение неодобрения на лице своей собеседницы.

– Взваливаете на себя огромную ответственность, – мрачно заметила достойная леди. – Вы же оба – новички в деле воспитания детей, которых ни у одного из вас никогда не было! Вы ничего о ней не знаете, и о её нраве – тоже! И, вообще, что получится из подобного ребёнка? Но я, разумеется, не желаю вас обескураживать, Марилла.