никак не мог вспомнить, с кем же я говорил по телефону. И кто я такой тоже… И вдруг, вроде вспышки в кромешной темноте, меня осенило: а я ведь никогда в жизни не видел покойника! И я никогда в жизни не видел ни этой мертвой женщины, ни этого освещенного холла.

— А как ты догадался, что она мертва?

— Во лбу было отверстие от пули, прямо над глазом, потом… на ковре вокруг и под ней было много крови… И еще… какое-то неестественное положение распростертого на полу тела… Да, я сразу понял, что она мертва… Потом в телефонной трубке я услышал мужской голос: «Вы меня слышите? Вы меня слышите? Где вы? Вы еще там?» Я ответил: «Да, я здесь». — «Кто у телефона? Кто говорит?» Я ответил: «Я… я не знаю». Голос зазвенел очень резко: «Послушайте, вы только что сообщили нам об убийстве. Вы что там, с ума сошли?» На что я ответил, и, как мне казалось, весьма логично: «Вам лучше определить номер телефона и прислать кого-нибудь сюда». Я положил трубку на стол, а не на аппарат, чтобы можно было засечь по звонку номер телефона.

Трубка у Редика давно погасла, и он всячески старался ее снова зажечь. Но это ему никак не удавалось сделать, и тогда он отложил ее в сторону.

— Ты находился в состоянии прострации, растерянности, но твои действия были совершенно правильны и логичны. К тому же не надо забывать, что ты был сильно пьян. Сколько ты выпил?

— А я что, считал?

Редик засмеялся.

— Этот мой вопрос мог показаться тебе идиотским, но я задал его совершенно сознательно. Я хотел узнать, проводилось ли после всего случившегося расследование по определению питейных заведений, где ты побывал в тот вечер, и количества выпитого там спиртного?

— Отвечу сразу на оба твои вопроса: нет, не проводилось. Ты что же, Пит, считаешь, что я пустился во все тяжкие, чтобы залить горе в одиночестве, или, наоборот, пытался подыскать себе собутыльников для совместных оргий?

Прежде чем ответить, Пит призадумался.

— Разрази меня гром, Род, если я что-нибудь понимаю! В любом случае, такое случилось впервые с тех пор, как мы с тобой знакомы, что ты решил совершенно сознательно утопить свое горе… в вине. Думаю, что все произошло именно так. Вообще-то не в твоих правилах пить в одиночку, но — кто знает? — может быть, в тот раз, в силу обстоятельств, ты сделал исключение из правил. Тем не менее этот вопрос тебя очень волнует, так ведь? Ты должен выбросить его из головы. Если ты пил тогда не один, то рано или поздно все равно узнаешь, с кем провел тот вечер. Ну а если этого не произойдет, то это, я считаю, будет прямым доказательством того, что ты был тогда один.

Доводы Пита мне показались весьма убедительными.

Глава 4

В воскресенье, в пять часов вечера, я остановил свой «линкольн» у дома 407 по Куахога-стрит. Цифры на счетчике показывали, что я уже намотал несколько сотен километров, хотя машину забрал лишь накануне. Вот уже месяц, как я жил в этом доме, снимая здесь небольшую квартирку. Арчи говорил мне, что он был категорически против. Мой брат хотел, чтобы я, добившись развода с Робин, жил вместе с ним и с бабушкой в ее доме. Но мне было совершенно необходимо остаться одному, иметь место, принадлежащее только мне. По крайней мере такие доводы я приводил тогда, чтобы оправдать свое решение жить одному, и, скорее всего, это была правда, хотя вряд ли вся правда.

Куахога, 407 — так называлось и само здание, и небольшая гостиница с отдельными квартирками и комнатами, рассчитанными в основном на людей одиноких, но респектабельных и состоятельных. Лифт стоял где-то на верхних этажах, поэтому я решил идти пешком и уже направился было к лестнице, когда голос Розабель остановил меня:

— Мистер Бриттен, вам звонили и просили передать вот это.

Розабель, молодая белокурая девушка, работавшая в регистратуре гостиницы в дневную смену, протянула мне листок бумаги. Я быстро пробежал его глазами. Там содержалась просьба позвонить по указанному телефону. Однако номер был мне незнаком.

— Спасибо, Розабель, — поблагодарил я и сунул листок в карман.

— Голос молодой женщины, — на это она, конечно, сразу обратила внимание, не могла не обратить. Чрезмерное любопытство девушки я стал замечать — а может, замечал и раньше — последние пять дней. — Но она отказалась назвать свое имя и оставила только этот номер телефона.

— Хорошо. Как только поднимусь к себе, я сразу же позвоню.

Я снова направился к лестнице. Я надеялся, что звонила не Робин с просьбой отменить нашу встречу, которая должна состояться через два часа.

Моя квартирка была невелика — комната и кухня, но кухней я практически совсем не пользовался, так как не привык сам себе готовить. Холодильник был пуст, не считая нескольких банок с пивом и со сливками для кофе.

Как только я поднялся к себе, я сразу поднял телефонную трубку и сказал:

— Алло, Розабель, соедините меня с указанным номером. Спринг сорок восемь — тридцать семь.

Мне ответил громкий мужской голос с сильным немецким акцентом:

— Вам кто нужен?

— Говорит Род Бриттен. У меня в гостинице кто-то оставил в мое отсутствие этот номер телефона и просил по нему позвонить. Говорят, что это был женский голос. — Я взглянул на листок, который держал в руке, и переспросил: — Это Спринг сорок восемь — тридцать семь?

— Да, он самый. Но здесь нет никакой женщины, и никакая женщина не могла отсюда звонить. Здесь только я и мой брат.

Я попросил извинить меня и положил трубку, чтобы разъединиться с абонентом. Потом снова поднял трубку и услышал голос Розабель.

— Вы все слышали, Розабель?

— Слышала что, мистер Бриттен? — ее голос выражал младенческую невинность. — Я не имею привычки подслушивать чужие разговоры, если вы это, имели в виду, мистер Бриттен.

— Конечно, нет, Розабель. Но телефон, который вы мне передали, скорее всего, принадлежит какой-нибудь китайской прачечной, и ее хозяин умеет изъясняться только по-литовски. Наверное, записывая номер, вы что-то спутали. Может быть, случайно сохранилась запись на черновике, откуда вы потом переписали этот номер на отдельный листок для меня?

— Нет, мистер Бриттен. Я сразу пишу номер на таких листках. Я очень сожалею, если ошиблась.

— Не огорчайтесь. Это не столь важно, уверяю вас. А в котором часу звонили?

— Приблизительно час назад.

— Наберемся терпения. А главное — не расстраивайтесь.

Я положил трубку и