Но в том же письме есть и ещё одно признание, хорошо показывающее подлинного Ленина и его духовное величие, естественно и без усилий с его стороны поднимающее его над средой. Ленин, советуя сестре, как лучше организовать свою жизнь в заключении, пишет:

Для кого-то время тянулось, а для Ленина, оказывается, летело!

Почему?

Да потому, что оно пролетало для него в постоянной работе ума и души, не забывающих и о сохранении крепости телесной.

Кто-то с молодости, как личность, угасает, ни разу не вспыхнув…

Кто-то — тлеет.

Ленин же всегда ровно горел. И это — не избитое образное сравнение, а точное определение повседневного состояния души Ленина в любых условиях.

ЗАДУМАЕМСЯ вот над чем…

Одновременно с Лениным в «доме скорби» на Шпалерной находились десятки «политических» — сверстников Ленина. И многие из них претендовали, тем более — по молодости, на роль вожаков, лидеров, «теоретиков»… Но кто из них мог похвалиться по выходе из заключения той горой бумаг, которую исписал в тюрьме Ленин, готовя и подпольные листовки (!), и статьи, и материалы для будущей научной работы?

Бумаг в ленинской одиночке было так много, что он с какого-то момента стал засовывать «крамольные» листики в пухлую стопу статистических выписок, резонно полагая, что жандармам при периодических обысках камеры будет лень всю эту стопу пересматривать. Сестра Ленина — Анна Ильинична, вспоминала, что и до тюрьмы, и после брат смеялся: «Нет такой хитрости, которой нельзя было бы перехитрить».

Одна из удачных хитростей пришла во взрослую жизнь из детской игры в «тайны». Ленину, как перенёсшему в прошлом воспаление лёгких (он и за границу-то ездил официально по поводу лечения и действительно лечился в санатории), выхлопотали молоко. И вот он стал — как в детстве, но уже не играя, — писать нелегальные тексты молоком между строк книг, получаемых с воли и возвращаемых обратно. Написанное проявлялось после нагревания на лампе. Наливались «чернила» в маленькие «чернильницы» из чёрного хлеба, которые можно было легко при необходимости проглотить. Позднее Ленин шутил, что как-то ему пришлось за день съесть шесть «чернильниц».

А ведь для всего этого требовалось самообладание, да и мужество — если бы написанные Лениным в камере тексты листовок и т. п. попали в руки следствия, могло запахнуть не предполагавшейся ссылкой, а каторгой!

Впрочем, Владимир Ульянов недаром зубрил нормы римского права, гражданского права, полицейского права, уголовного права и судопроизводства, сдавая экстерном на кандидата юридических наук! Теперь он, попав в руки политических врагов, был предупреждён и вооружён.

Жандармы это понимали, хотя и не знали ещё, насколько их подследственный опасен для строя, ими охраняемого!

Однако вообще избежать наказания Ленину, как и его товарищам по руководству «Союза борьбы», не получалось. Несмотря на все ленинские «нет», по русской поговорке: «На нет и суда нет» — выйти, конечно же, не могло. По сравнению с «цареубийцами»-народовольцами социал-демократов наказывали, как правило, сравнительно легко, но и по головке не гладили.

Обличающие улики — хотя и немногочисленные — имелись налицо, и 20 января 1897 года было подписано «высочайшее повеление» о высылке, а 13 февраля 1897 года всех руководителей «Союза» осудили на разные сроки ссылки: Малченко — в Архангельскую губернию, Потресова — в Вятскую губернию, остальных — в Восточную Сибирь.

В разные дальние углы Сибири должны были ехать Запорожец, Ванеев, Сильвин, Старков… Мартова, как еврея, загнали в самый северный пункт — в Туруханск, куда в десятые годы XX века сослали Сталина. Эти края были отделены от мира топями и болотами, и всё время ссылки связь с Мартовым поддерживалась лишь письменно.

Ульянову и Кржижановскому, получившим три года под гласным надзором полиции, местом ссылки был назначен достаточно здоровый Минусинский округ Енисейской губернии.

Заболевшего в тюрьме Запорожца временно отдали на поруки родителям, он находился под гласным надзором полиции и в 1905 году, неизлечимо душевнобольной, умер от туберкулёза лёгких — 32 лет от роду.

Для Ванеева, умершего в ссылке тоже от туберкулёза, земля Сибири стала могилой. Остальные выжили и все, кроме Малченко и Старкова, продолжили революционную работу.

Осуждённым было разрешено пробыть перед отправкой в ссылку три дня в столице в семьях: оказались успешными хлопоты матери Мартова перед её знакомым — директором департамента полиции Зволянским. Времени хватило и на два долгих вечерних собрания, и на групповую фотосъёмку ссылаемых руководителей «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».

Сейчас это фото знаменито, оно воспроизводится во всех иллюстрированных изданиях о Ленине, и оно действительно выразительно. Но особенно бросается в глаза лицо Ленина. Он и вообще-то редко в молодости на фото улыбается, а тут сосредоточен донельзя — год с лишним одиночки если не ломает, то закаляет.

Вот он и закалился.

И этот его взгляд, зафиксированный фотокамерой в окружении друзей, ничего хорошего врагам не сулил.

И как иначе?

17 февраля 1897 года Ленин выехал из Петербурга в ссылку. Уже его собственная мать выхлопотала сыну разрешение ехать в Сибирь за свой счёт — по проходному свидетельству в распоряжение иркутского генерал-губернатора, а не по этапу. Это было и быстрее, и, главное, неизмеримо удобнее: камеры пересыльных тюрем — не лучшее место ночлега для путешественника.

Сделав разрешённую ему на три дня остановку в Москве, Ленин 22 февраля 1897 года выехал в Красноярск и вечером 8 мая прибыл в село Шушенское Минусинского округа Енисейской губернии.

В этом, удалённом тогда от железной дороги более чем на 600 вёрст, селе в тридцатые — пятидесятые годы XIX века жили ссыльные декабристы 1825 года, здесь же позднее отбывал ссылку знаменитый Михаил Буташевич-Петрашевский (1821–1866). Иными словами — свято место пусто не бывает, и теперь здесь предстояло жить три года «декабристу» 1895 года Ульянову.

А через некоторое время к нему приехала Надежда Крупская — вместе с матерью Елизаветой Васильевной.

О ЖИЗНИ Ленина и его молодой жены Надежды Крупской в «шушенской» ссылке в советское время и написано было немало, и знали об этой жизни все, собственно, советские люди.