Мартин мурлыкает у меня на коленях, иногда приходится брать его с собой, он не любит оставаться дома один, я это чувствую. Рада, что кто-то так искренне во мне нуждается. Его черные уши вздрагивают каждый раз, когда звонит телефон. Это Стефан, меня выбрали для съемок в рекламе.

— Оу, пушистый, придется тебе немного погрустить, обещаю наловить для тебя мышат, — целую его черный нос.

15

Каждое движение и поза меняются автоматически, как будто заранее запрограммированы, глаза слезятся от яркого света. В студии день, а за окном ночь, это такой эффект от прожекторов. Я игнорирую тарелки с бутербродами и шоколадным печеньем, приготовленным для съемочной группы, может, вообще позвонить и заказать пиццу, или лучше сразу протеиновые батончики для голодающих?! Все это время у меня во рту не было и маковой росинки. Но я не могу нарушить свои негласные принципы, даже если мне этого захочется, даже одной маленькой печенькой в форме сердца.

Съемка длится уже 10 часов, если бы во мне было чуть меньше ответственности или чуть больше стервозности, я бы закатила истерику. Так же невыносимо, как это обычно делают маленькие дети!

Каждый раз, когда я выхожу покурить, закутавшись легким пледом, меня зовут обратно на съемочную площадку, и я жду еще час, пока мне подправят макияж и настроят свет. Мне нарисовали тату в виде стоп-сигнала, я должна изображать glamurpunk style. Режиссера все время не устраивают отснятые дубли, а я готова выть на луну. Это фото появится в рекламе нижнего белья, поэтому он так старается. Под конец съемки я валюсь с ног от усталости. Но вместо того чтобы лечь спать, когда оказываюсь, наконец, дома, я включаю свой белый laptop, чтобы проверить почту. Не люблю спать по ночам, предпочитаю дневные новости и поздние завтраки.

Очередное письмо от неизвестного поклонника, который готов проспонсировать откровенную фотосессию. Я называю нереальную цену, практически неосуществимую за данную съемку, что фактически означает отказ.

16

Мы идем в один бар, который расположен неподалеку. Одно из немногих мест, которое забито под завязку по четвергам. Я вся в черном, принцесса эротики. На мне короткая пышная юбочка и черный корсет, который делает мою талию тоньше еще на 10 см, сейчас она утянута до 44, и если я захочу глубоко вздохнуть, у меня не получится. Зато я наслаждаюсь моментом и своим отражением в зеркале. С нами Самаэль и Ко, еще я позвала Ясмин, в последнее время она ответственна за мою доставку до дома. Дамьен в командировке, у него дела в Японии. А у меня свобода и капитал.

Я заказала яблочный мартини, потом шоколадный и вишневый. Первый тост звучит за убойные ночи. Второй за отсутствие цензуры и независимость. Третий за то, чтобы мы когда-нибудь научилось летать без помощи самолетов, преодолев силу земного притяжения.

Раньше я думала, что бабочки летают в основном при помощи пыльцы… А оказывается, что бабочки могут летать и без нее, но она нужна, чтобы увеличить подъемную силу крыла в полете и защитить их от переохлаждения… Получается, что в любом случае для начала мне нужно будет обзавестись крыльями.

Ясмин изображает стриптизершу на танцполе, мы с Самаэлем обсуждаем спортивные авто. У него ключи от нового Astin Martina.

— Какой твой личный рекорд скорости? — спрашивает он.

— Скорость непостижима… — я начинаю философствовать. — В детстве я мечтала разбиться в автокатастрофе, чтобы не дожить до старости. Но я уже пережила тот рубеж, который казался для меня тогда старостью, по моим расчетам, он должен был наступить сразу после 18-ти. Мы станем настоящими в тот момент, когда ничего нельзя будет сделать с управлением, когда секунды превратятся в вечность, а жизнь пронесется перед глазами, как в разноцветном калейдоскопе. Знать бы, когда он наступит, чтобы успеть насладиться им в полной мере.

Мы перепробовали все мартини в баре. Я еле держусь на ногах.

— Я понял, хочешь порулить? — Самаэль так же пьян, как и я, может, даже немного сильнее, напоследок он прикончил две стопки «золотой Ольмеки».

— Ну конечно, милый, — мы идем на стоянку.

Он садится за руль серебристого Astin Martina. Я закидываю ноги на панель и открываю окно. Пока мы петляем в сторону трассы, на 79 индикаторе громкости играет hard house, музыка, под которую хочется взлететь вместе с оглушительным взрывом и зависнуть в воздухе, как в замедленной съемке. Мы играем в need for speed. На трассе Самаэль отдает мне руль. Я щурюсь, потому что дорога троится у меня перед глазами, и давлю на газ. Спидометр показывает за 200.

— Не закрывай глаза, слышишь?! — кричит он.

— Все хорошо, милый, я себя контролирую.

На самом деле я намного лучше вожу машину, когда пьяна, наверное потому, что при алкогольном опьянении отмечаются расстройства способности правильно оценивать время, расстояние и скорость.

— Тормози, тормози! — это он громко кричит мне в ухо.

Я нажимаю на тормоз и плавно паркуюсь у обочины.

Он зачем-то выходит из машины.

— Смотри!

— Что это? — в руках Самаэля кусок чего-то черного.

— Это то, что осталось от колеса. Оно лопнуло. Нам еще повезло, что мы успели вовремя затормозить.

«Или нет», — думаю я…

Я обхожу машину и вижу, что от заднего колеса не осталось практически ничего. Только черные ниточки паленой резины.

Я сижу в машине, пока Самаэль ищет запасное колесо, на глаза мне попадается визитница из черной кожи, отделанная золотыми уголками по краям. Точно такую же я подарила Дамьену, он еще вставил мою фотку из рекламы фитнес-центра на первую страницу. Я чисто на автомате открываю ее и вижу ту самую фотку. Странная мозаика постепенно начинает складываться у меня в голове. Дамьен купил такой же Astin Martin перед своим отъездом в Японию. На заднем сиденье лежит пакет с его костюмом от Armani, мы вместе выбирали его, но забыли забрать из машины…

— Отец убьет меня! Придется вызывать эвакуатор…

— Отец? но ведь это машина Дамьена…

— Ну да, Дамьена, моего отца… Где же это чертово запасное колесо?!

На секунду представляю реакцию Самаэля… и именно поэтому ничего ему не говорю. Наверное, не стоит акцентировать сейчас на этом внимание, а то я рискую слишком сильно загрузиться.

Мы развалились на сиденьях и ждем эвакуатор.

— Ты когда-нибудь задумывалась о том, чего мы стоим в этой жизни?

— Без учета скидок? Как новая коллекция? — мне странно говорить с ним о серьезных вещах.

— Я серьезно, мне иногда становится страшно, что когда мы окажемся на кассе, покупка будет идти как уцененный товар…

— Тебе, страшно? Я не знала,