— Тебя это убивало?

— В какой-то мере. — Он приблизился к ней и протянул лист с распечаткой информации из компьютера. — Нет, работа меня не измотала. В самом деле, я здоров как лошадь. Просто я понял, что еще пять-десять лет подобной гонки, и мне не избежать серьезных проблем со здоровьем. На бирже постоянно играешь с огнем, это часть профессии. Только молодые выдерживают такие перегрузки и стрессы. Нужно точно рассчитать свои силы: вовремя войти в дело, сделать себе имя, разбогатеть и вовремя выйти. Я ушел вовремя.

— Какой мрачный взгляд на собственную жизнь, На свою работу. Когда ты понял, что пришло время уйти?

— Когда приехал сюда… в Монтану. Я всегда крутился как белка в колесе. Закончив одно дело, хватался за другое. Работал на износ круглые сутки. Жизнь неслась мимо меня. До того, как появился здесь впервые, я и представить не мог, что подобные места существуют. Помню, как стоял в болотных сапогах в чистейшей и холоднейшей на всем белом свете воде и забрасывал удочку с наживкой. Меня не особенно заботило, поймаю я что-нибудь или нет. Просто наслаждался солнцем, рокотом водопада у себя за спиной. Помню, что никак не мог надышаться здешним воздухом. Наверное, я опьянел от этого места. Но самое странное случилось, когда я вернулся в Чикаго. Там мне все показалось таким далеким, как будто я был чужеземцем. Я понял, что больше не вынесу чикагской жизни.

— Ты оставил свое сердце здесь, — догадалась она.

— Да, — произнес он низким голосом, глядя в ее глаза, глубокие, с чистой голубизной вокруг бархатистых зрачков, что придавало им пленительность и пылкость.

Остин вновь подумал о том, что Моника пришла соблазнить его. Она получила от него, что хотела. Почему же не уходит?

— Я рада, что ты обрел его опять, Остин, — сказала Моника, через силу отводя от него глаза.

Теперь у нее в руках была необходимая информация о ценах. Тема для разговора исчерпана. Больше нет нужды приходить к Остину. Самое замечательное в том, что ей не пришлось ни о чем его просить.

К сожалению, его власть над ней, побудившая ее сделать шаг к нему навстречу, не уменьшилась, а, наоборот, возросла. Моника хотела увидеть мир его глазами, ощутить солнце и воздух его кожей, а вкус еды — его языком. Глядя на Остина, она чувствовала, как оживает ее тело, так же, как вчера у озера, только теперь ощущения были острее. Телесный жар обжигал ее изнутри…

— Мне нужно идти… сейчас, — выдавила она. Возбуждение Остина было неменьшим. Сердце гнало по жилам кровь мощными толчками. Казалось, оно вот-вот взорвется. Он не мог противостоять этому. Будь что будет, а потом они вернутся к прежнему существованию.

— Да, нужно…

Он вдруг притянул Монику к себе и поцеловал. Не ожидавшая такого натиска гостья была ошеломлена. Она обмякла в его руках, словно тряпичная кукла. Его руки имели крепость стали, настолько сильно он вдавил ее тело в свое. Сквозь тонкую ткань она чувствовала нежной кожей его мускулистую, рельефную грудь. Запах мужского тела опьянял ее.

Остин ощущал во рту вкус мятной зубной пасты, исходящий от Моники, и сладость медового напитка, который он пил вечером. Девушка испытала настоящее ошеломление, когда его язык раздвинул ей губы. Страстный озноб пробежал по ее позвоночнику… Она обвила рукой его затылок. Внезапно она поняла, что всю свою жизнь жила в ожидании такого слияния. Она ступила на неведомые земли, а он был ее проводником. С каждым движением его языка желание разгоралось.

Они покачивались в едином ритме древнего танца, который она жаждала познать.

Он чуть наклонил ей голову и глубже проник языком ей в рот. Она подумала, что потеряет сознание от желанной силы его натиска. Но вместо этого мощные плотские позывы сотрясли ее тело. Рука Остина сдавила ей грудь, сосок угодил между его указательным и средним пальцами. Медленными и умелыми поглаживаниями затвердевшего соска он истомил Монику. Она сама вдавливала грудь в его ладонь, требуя новых ласк. Внезапно он оторвался от ее рта и прильнул к груди. Ей казалось, что большего наслаждения быть не может. Но она ошибалась.

Она не заметила, как он приподнял ей платье, зато, когда его рука легла ей между ног, это было как удар тока. Она не могла сдержать стоны.

— Ты хочешь меня? — спросил он, подняв голову от ее груди и глядя в широко открытые глаза. Она моргнула. Остин резко отдернул руку. — Что я делаю? Его лоб взмок от испарины, кожа горела, как и у нее. Монике казалось, будто она была в тумане, а теперь выходит на свет. Она моргнула опять.

— Прости, Моника. Я потерял голову. — Он выпустил ее из объятий и стал застегивать пуговицы на лифе платья. Она опустила подбородок, чтобы увидеть, что он делает. — Я хочу, чтобы ты знала… — Его голос звучал надтреснуто. — Я не собирался… то есть я имею в виду… это не повторится…

— Не повторится?

— Я могу лишь надеяться, что ты меня простишь. Пожалуйста, скажи, что прощаешь.

— Да, конечно, — откликнулась она.

Он проводил ее к двери, обняв за талию.

— Тебя проводить домой? Довольно поздно, и я…

— Нет, я знаю дорогу.

Моника сама отворила дверь и вышла наружу Ноги несли ее вперед, но она не ощущала их. У нее не было никакого представления, когда к ней вернутся прежние чувства, если вернутся вообще. Равно как и рассудок.

А может быть, это именно то, что случилось с ее матерью, когда та влюбилась в отца? Может, именно так она потеряла сердце и разум?

Страсть. Вот что это такое.

Ясно только одно — Остин не поддался страсти. Он был в трезвом рассудке. Не утратил способности говорить и отослал Монику домой. Извинился. И сказал, что это никогда не повторится…

И слава богу! Вряд ли она сможет вынести такое второй раз.

Известие облетело город менее чем за час: Моника Скай заставила Джейка Симмонса выплатить ей за телят по семьдесят пять центов за фунт. Еще ни один фермер не сбывал Джейку товар по таким высоким расценкам. То обстоятельство, что именно Моника Скай, «женщина с гор», добилась подобного, придавало сделке еще большую загадочность.

На новый лад перетолковывались и приукрашивались подробности недавнего разговора в парикмахерской. Мэр города, владевший самым большим в здешнем крае поголовьем крупного рогатого скота, предложил нанять Остина Синклера для проведения всех торговых операций в фермерском бизнесе.

Давно привыкшая к тому, что горожане таращатся на нее и показывают пальцем, Моника не обратила особого внимания на повышенный интерес к ее персоне, когда ходила сегодня по своим делам. Равно как не заметила, что в устремленных на нее взорах не насмешка, а восхищение.

Сидящая в салоне красоты под сушилкой женщина увидела в окно, как Моника идет через улицу в универсам, и обратилась к соседке:

— Элма со слов Трэйс Саутерн утверждает, что с Джейком едва не случился сердечный приступ из-за того, как с ним поступила Моника. Можно подумать, будто она — единственная в долине, кто продает телят.