Щелк.

Колетт сидела с трубкой в руке. Она четырнадцать месяцев была ее невесткой, но его мать с презрением отвергла ее. Она повесила трубку и отправилась на кухню. Стоя у двойной раковины, Колетт пыталась совладать с собой.

— Гэвин, — крикнула она, — что будешь: горох или зеленую фасоль?

Нет ответа. Она прокралась в гостиную. Гэвин, задрав босые ноги на подлокотник дивана, читал «Какое авто?».

— Горох или зеленая фасоль? — спросила она.

Нет ответа.

— Гэвин!!! — заорала она.

— С чем?

— С отбивными.

— Чего это?

— Баранина. Куски баранины.

— Хорошо, — сказал он. — Все равно. И то и другое.

— Вместе нельзя. — Ее голос задрожал. — И то и другое вместе нельзя.

— Кто сказал?

— Твоя мать, — ответила она. Ей показалось, она может сказать что угодно, все равно он никогда не слушает.

— Когда?

— Только что по телефону.

— Ты говорила с моей матерью по телефону?

— Только что.

— Вот так чудеса. — Он покачал головой и перелистнул страницу.

— Почему? Почему чудеса?

— Потому что она умерла.

— Что? Рене? — Колетт села на подлокотник. Позже, рассказывая эту историю, она говорила: ну, в этот миг у меня земля из-под ног ушла. Но как передать тот внезапный ужас, слабость, охватившую все ее тело, ярость, негодование, слепую злобу, овладевшую ей. — Какого черта ты болтаешь? Как это умерла?

— Сегодня утром. Мне позвонила сестра. Кэрол.

— Это шутка? Я должна знать. Это шутка? Потому что если это шутка, Гэвин, я тебе ноги повырываю.

Гэвин выгнул брови, словно спрашивая, а что тут смешного?

— Я не имею в виду, что это смешно, — тут же сказала она. Зачем ждать, пока он откроет рот? — Я спросила, ты пошутил?

— Храни боже любого, кто надумает шутить по этому поводу.

Колетт прижала ладонь к груди, за которой что-то упорно трепетало. Она встала. Прошла в кухню. Уставилась в потолок. Глубоко вздохнула. Вернулась.

— Гэвин?

— Мм?

— Она правда умерла?

— Мм.

Ей захотелось ударить его.

— Как?

— Сердце.

— О боже! Ты совсем бесчувственный? Сидишь тут и выбираешь, горох или фасоль…

— Ты сама спросила, — резонно возразил он.

— Ты вообще собирался мне говорить? Если бы я не сказала, что беседовала с твоей матерью по телефону…

Гэвин зевнул.

— А куда спешить? Сказал бы в свое время.

— В смысле, ты собирался упомянуть об этом? Так, между делом? И когда же?

— После еды.

Она уставилась на него, открыв рот. С некоторым достоинством он произнес:

— Мне не до этого, когда я голоден.

Колетт сжала кулаки и поднесла их к груди. Ей не хватало воздуха, а трепет внутри замедлился до размеренного стука. В то же время она ощущала неловкость, словно все, что она могла сделать, было недостаточным, словно она заимствовала чьи-то чужие жесты, возможно, из похожего эпизода телесериала, когда обрушиваются вести о внезапной гибели. Но какие жесты уместны, когда говоришь по телефону с призраком? Она не знала.

— Пожалуйста, Гэвин, — попросила она. — Оторвись от журнала. Просто… посмотри на меня, хорошо? А теперь расскажи мне, что случилось.

— Ничего. — Он бросил журнал на пол. — Ничего не произошло.

— Но где она была? Дома?

— Нет. Делала покупки. В супермаркете. Да, точно.

— И?

Гэвин почесал лоб. Похоже, он честно старался.

— Ну, думаю, она толкала тележку.

— Она была одна?

— Не знаю. Да.

— А потом?

— Она упала.

— Она ведь не умерла прямо там? Посреди магазина?

— Не, ее отвезли в больницу. Так что насчет свидетельства о смерти можно не беспокоиться.

— Какое облегчение, — угрюмо согласилась она.

Кэрол собиралась как можно скорее продать бунгало. Она обратилась в агентство «Сиджвик и К°», единственное в тех краях и оттого заломившее за услуги два процента от сделки, зато пообещавшее неограниченное количество цветной рекламы и место в своих роликах на общегосударственных каналах.

— Мы неплохо наваримся, — сказал он. — Домишко-то кое-чего стоит.

Вот почему, объяснил Гэвин, он читал новый номер «Какое авто?». Завещание Рене приблизит его к несбыточной мечте, имя которой — «Порше-911».

— Ты не расстроен? — спросила Колетт.

Он пожал плечами.

— Мы все умрем рано или поздно. Тебе-то что? Вроде раньше тебе не было до нее дела.

— И она, Рене, жила в бунгало?

— Ну разумеется. — Гэвин поднял журнал и свернул в трубочку, как будто Колетт была осой и он собирался прихлопнуть ее. — Мы ездили к ней обедать в прошлое воскресенье.

— Нет, не ездили. Мы ни разу там не были.

— Лишь потому, что ты постоянно отменяла все в последний момент.

Это правда. Она надеялась, что сможет держать Рене на расстоянии: свадебный прием показал, что свекровь является обладательницей привычки непристойно шутить и искусственных челюстей, все время выскальзывающих изо рта. И зубы не единственное, что в ней было фальшивого.

— Она сказала, — сообщила Колетт мужу, — что установила лестничный подъемник. А этого не может быть, если она жила в бунгало.

— Когда? Когда она тебе это сказала?

— Только что, по телефону.

— Алло? Алло? Есть кто-нибудь дома? — разозлился Гэвин. — Ты что, совсем тупая? Я же сказал тебе, она умерла.

Встревоженный мятежным выражением лица Колетт, он вскочил с дивана и шлепнул ее «Каким авто?». Она схватила «Желтые страницы» и пригрозила, что глаза ему выцарапает. После того как он смылся в постель, лелея автомобильные надежды, она вернулась на кухню и поджарила отбивные. Горох и фасоль выкинула в измельчитель мусора: Колетт терпеть не могла овощи. Она ела барашка руками, обгрызая кости. Высунув язык, слизала остатки мяса. Она не могла понять, что хуже: то, что Рене ответила на телефонный звонок после смерти, или то, что она ответила на телефонный звонок, чтобы наврать ей и велеть убираться ко всем чертям. Кости она тоже выбросила в измельчитель, злорадно слушая, как ревет дробилка. Она сполоснула пальцы и вытерла их бумажным полотенцем.

В спальне она осмотрела Гэвина, развалившегося поперек кровати. Он был голый и храпел; свернутый журнал лежал под подушкой. Вот-вот, подумала она, как много для него значит смерть его единственной матери. Она стояла и хмурилась, глядя на него, и вдруг почувствовала под ногой что-то твердое и холодное — опрокинутый стакан, тающий лед сочился на ковер. Она подобрала его. Запах спирта ударил в ноздри, Колетт передернуло. Она прошла на кухню и шмякнула стакан на сушилку. В темной крохотной прихожей она вытащила из портфеля ноутбук Гэвина, приволокла его в гостиную и включила в розетку. Она скопировала файлы, которые, как она думала, могли ее заинтересовать, и стерла данные, которых ему будет очень не хватать завтра. Бумаг у Гэвина было меньше, чем у домашнего животного. Он постоянно обманывал Колетт: но разве это так уж удивительно? Какое воспитание могла дать ему женщина с вставными зубами, которая врет даже после смерти?