Вериссиму был так же сдержан и в делах, хотя о его способностях ходили настоящие легенды. Он обладал безошибочным чутьем к инвестициям, которые неизменно оказывались фатально выигрышными. Покупая за дешево и продавая за дорого, он часто набредал на настоящую жилу там, где другие ничего не обнаруживали. Надо сказать, что и по этому поводу на их четверговых ужинах с его уст не слетало ни одного лишнего слова.

Помимо безупречных деловых качеств, как говорили, он был славен еще и тем, что, к примеру, сидящий на другом конце стола Филипе Мартиньш, самый молодой из них, смог закончить курс медицины в Университете Коимбры только благодаря стипендии, в течение нескольких лет подряд выплачиваемой доктором Вериссиму. То была дань памяти отцу юноши, с которым у Вериссиму когда-то были общие дела.

— Ну, давай рассказывай, что он от тебя хотел? — спросил Жуан Фуржаж, как только Луиш-Бернарду сел рядом с ним. Речь шла про поездку друга в Вила-Висоза, о которой только Жуан знал заранее.

— Он предложил мне полностью поменять жизнь. Чтобы я похоронил себя ради служения родине. А у тебя есть для меня новости?

— Есть, есть, успокойся.

— Хорошие или плохие?

— Это зависит от того, как на это посмотреть: для меня плохие, для тебя, наверное, хорошие. Но после поговорим. Сдается мне, что нам еще много что нужно будет обговорить.

Они продолжили разговор на другие темы в то время, как официанты окружили Луиша-Бернарду, чтобы подать ему классические местные закуски, за которыми последовал калкан[13], приготовленный в печи, с пюре из капусты, рапса и картофелем «принсеза», в сопровождении белого вина Colares. Обсуждались достоинства Лусилии Симоеньш, модной молоденькой актрисы, которая уже три месяца выступала в сногсшибательной роли Лоренцы Феличиани Бальзамо в спектакле «Великий Калиостро» театра «Дона Амелия» каждый вечер переполненном. Кто-то из сидящих за столом процитировал рассуждения из еженедельника Ilustração Portuguesa о том, красива ли Лусилия или нет: «Красива? Гораздо более того: с этой ее миниатюрной родинкой на щеке, ее тоненькими ноздрями, чувствительными к малейшим приливам крови, Лусилия Симоеньш не просто красива, она дьявольски красива!»

Разговор шел по нарастающей: от родинки вскоре перешли к бюсту, а от Лусилии Симоеньш к дочери разорившегося дворянина, которую последнее время все чаще видели в театре «Сан-Карлуш» или в кафе «Бразилейра» с томным взглядом, стреляющим по сторонам и, казалось, написанной на лбу фразой: «Умоляю, спасите моего папочку!» Постепенно, Луиш-Бернарду отключился от общих разговоров и смеха. Он чувствовал себя тихо парящим над действительностью и наполовину отсутствующим. Ему думалось о Матилде, о том, о чем они должны были договориться с ее кузеном Жуаном, о Доне Карлуше, о его дворце в Вила-Висоза и о том, что ему приснилось тогда, в поезде. Несмотря на то, что он уже почти не участвовал в беседе, Луиш-Бернарду испытывал физическое и умственное умиротворение, находясь здесь, со своими друзьями, едва слыша их в обволакивающем его шуме. Ему казалось, будто он все еще находится в поезде, будто бы весь день он ничего другого не ощущал, кроме этих людей и событий, которые тащат его за собой и которые он даже не попытался остановить.

Когда компания переместилась в гостиную к бренди и сигарам, после того, как Луиш-Бернарду отказался от запеченной утки и блинчиков, чтобы наверстать пропущенное им из-за опоздания время, он огляделся в поисках Жуана. Однако еще до того как он смог найти его, доктор Вериссиму неожиданно схватил его за руку и, отведя в сторону, спросил, могут ли они переговорить наедине.

Они уселись в глубине бара в потертые кожаные кресла, которые знавали не одно поколение желавших тут побеседовать тет-а-тет и, конечно же, на самые важные в мире темы. Луиш-Бернарду был вынужден вынырнуть из своего недавнего, столь комфортного для него оцепенения, тем более, что необычность поведения доктора Вериссиму, была, по крайней мере, любопытна.

— Мой дорогой друг, — начал финансист, — я сэкономлю ваше время на вступлении. В деловых разговорах я предпочитаю идти к цели по прямой: не хотели бы вы рассмотреть вопрос о продаже вашего дела?

Луиш-Бернарду посмотрел на него, будто на явившееся миру божество: «Нет, этого не может быть! Что же за день сегодня такой? Что в нем такого экстраординарного, что все наперебой предлагают мне заняться полной распродажей моей собственной жизни?»

— Простите меня, мой дорогой доктор, но ваш вопрос настолько неожиданный, я даже не уверен, что правильно его понял: вы спрашиваете, хочу ли я продать свою компанию? Всю, целиком?

— Да. Корабли, офисы, сотрудников, склады, клиентуру и агентскую сеть. Все ваше дело, полностью.

— А почему я должен продавать его?

— Ну, я не знаю, да и не мое это дело. Я спрашиваю только, не намерены ли вы это сделать. Иногда мы что-то продаем, что-то покупаем, а в других случаях — сидим на своей собственности до самого конца наших дней. Не знаю, как вы к этому относитесь, но, как вам известно, моим делом как раз и являются покупка и продажа. Единственное, от чего я не намерен избавляться — это книги, картины и дети. Все остальное имеет свою цену: если она становится такой-то, я продаю, если другой — покупаю. Прошу вас не обижаться на мой вопрос, это всего-навсего коммерческое предложение.

— Я не обижаюсь, я сбит с толку. Как вы знаете, я владею компанией пятнадцать лет. Она стала частью моей жизни, и мне никогда не приходило в голову продавать ее. Это полностью… как вам сказать, нереально, абсурдно.

— Конечно, я вас отлично понимаю. Я и не ожидал, что вы мне вот так вот, сходу, дадите ответ.

— Но вы все-таки скажите, доктор: вы собираетесь купить ее для себя?

— Нет, не буду вас здесь обманывать. Мое занятие, как я вам уже сказал — покупать и продавать. Дело в том, что у меня есть один клиент, иностранец, который, как я думаю, будет заинтересован в том, чтобы иметь подобное дело в Лиссабоне. И я намерен купить его у вас и продать ему. Естественно, с прибылью для себя.

— Тогда, доктор, позвольте мне спросить вас прямо сейчас: есть ли у вас представление о том, сколько вы мне могли бы предложить?

— Да, есть. Я догадался, что вы не готовы выдвигать сейчас предложение о продаже, и предпочитаю перейти сразу к делу. Изучив немного вашу компанию, получив некоторую информацию, поинтересовавшись состоянием кораблей, я произвел расчеты. Итак, на мой взгляд, мой дорогой Валенса, ваша компания будет стоить примерно восемьдесят тысяч рейсов[14]. Я же готов предложить вам сто тысяч.

Луиш-Бернарду на некоторое время замолчал, раздумывая над тем, что только что услышал. Предложение было, честно говоря, щедрым. Хотя он и не был готов выставляться на продажу, несколько раз он пытался прикинуть стоимость компании, но никогда не доходил до суммы в восемьдесят тысяч. Может, семьдесят пять, но не восемьдесят, как считал его собеседник. К тому же, он предлагал еще двадцать тысяч сверх этого. Если бы он был продавцом, то этот вариант можно было бы считать упавшим с неба. Но он не продавец. Если только…