Ротный санпункт в этот раз расположили максимально далеко за линией траншей, за ячейками станковых «максимов», а хорошо проявившего себя Степанова я определил в помощники и одновременно в телохранители казачке, чему хваткий, бойкий парень в душе был только рад. Жене же я строго-настрого запретил лезть за ранеными вперед под пули. Нет, мы или соберем людей после боя, когда она уже спокойно сможет оказать первую помощь, или вон пусть отрабатывают свое вновь назначенные санитары, которым доходчиво объяснили, как правильно бинтовать, накладывать жгуты и шины. Несмотря на весь норов и сопротивление, казачка была вынуждена подчиниться непосредственному командиру. А ведь неплохо быть действующим начальником в семье!

Ну и наконец самым неожиданным и радостным было то, что заводские тягачи все же затащили на высоту зенитную артиллерию – неполную батарею, два орудия 61-К калибра тридцать семь миллиметров. Правда, расположили их за позициями второго батальона, пообещав мне посильное воздушное прикрытие. Н-да… А с другой стороны, против «троек» эти зенитки хороши на дистанции лишь в триста метров. То есть по факту они являются легкой добычей для панцеров, что за полкилометра расстреляют необорудованные защитными бронещитками орудия…

Впрочем, до панцеров дело и не дошло. Не успели еще зенитчики как следует окопаться, как начался первый, но далеко не последний за этот день воздушный налет…

– Залегли, залегли все! Головы не поднимать, за небом следят только пулеметчики! Вторые номера, набивайте диски бронебойно-зажигательными! Напоминаю, у бронебойно-зажигательных патронов черно-красный наконечник, трассирующие вставляйте в диски каждым пятым!

Тройка «лаптежников» отвесно пикирует на позиции второго батальона, включив сирены, которые немцы называют иерихонскими трубами. Действительно, психологический эффект колоссальный, звук сирен «юнкерсов» – это звук приближающейся, неотвратимой смерти, от которой хочется только бежать… Лишь понимание того, что на открытой, ровной площадке ты гораздо более уязвим для фугасного действия и осколков авиабомб, а также пулеметных очередей Ю-87, удерживает ветеранов и крепких духом бойцов от поспешного бегства. Но в момент самого большого страха, отчаянного страха за жизнь, мозг порой отключается, сознание подчиняется инстинктам, и человек бежит, даже не осознавая, что подписал себе приговор. Наставления командиров в такие мгновения забываются, а необходимые твердость воли и сила духа есть далеко не у каждого новичка… Так что при виде пары десятков выбравшихся из окопов второго бата человеческих фигур, кажущихся отсюда такими маленькими, и побежавших в тыл, куда глаза глядят, я не удивился, вовсе нет. Только зло выругался и тут же закричал во всю глотку:

– Мудака, бросившего позицию и побежавшего под бомбы, считаю дезертиром! Если выживет, после расстреляю лично, в назидание остальным! Помните: от бомб в поле не уйти!!!

Словно в подтверждение моих слов первая же четвертьтонная авиабомба, сброшенная «лаптежником», смела едва ли не всех бегущих под чудовищный грохот взрыва, сотрясшего высоту. В ответ к бомберу с некоторым запозданием потянулись трассеры 37-миллиметрового автомата, ударившие в момент выхода немца из пикирования (в этот весьма короткий промежуток времени фрицы где-то на секунду замирают в небе). Зенитчики немного замешкались, но уже остаток очереди зацепил крыло и хвост вынужденно замедлившегося «юнкерса», тут же задымившего и свалившегося в штопор. Легкая победа! Самолет с ревом стремительно понесся к земле, и вскоре раздался гулкий взрыв, слившийся с нашими восторженными криками:

– Ура!!!

– Молодцы девчонки, достали «стервятника Геринга»!

– Бей гадов!!!

– Так и надо!

Но обрадовались бойцы рано: немецкие летчики – твари крайне злопамятные и мстительные. Привыкли к тому, что безнаказанно бомбят и расстреливают сверху наши части, слабо обеспеченные зенитной артиллерией и пулеметами, редко имеющие воздушное прикрытие. А тут вот на тебе, огрызнулись русские, крепко огрызнулись!

Попал под очередь сильной скорострельной пушки один бомбер, подставившийся во время пикирования, но два оставшихся тут же сменили курс и полетели к позиции едва-едва замаскированной батареи. Ударили курсовые пулеметы, навстречу летящим над холмом фрицам устремились трассы 37-миллиметровых снарядов…

Но не так-то просто попасть по движущейся со скоростью триста километров в час цели, особенно если вести огонь двумя пятизарядными обоймами. Десять осколочных гранат – совсем немного для автоматического огня, выстреливаются они в считаные мгновения. Заряжающий быстро справляется с укладкой новых обойм, всего за несколько секунд, но «юнкерс» преодолевает 83 метра в секунду, сближаясь с кусачей батареей. Если не попадешь первой же очередью, со второй можно просто не успеть…

Зенитчики – или зенитчицы – в этот раз не успели. Может, нервное напряжение помешало сразу взять верный прицел, может, курсовые пулеметы «лаптежников» нашли свои цели, но трассы нашего прикрытия прошли ниже пикировщиков. А в ответ на позиции батареи полетели вниз небольшие бомбы-полусотки, закрепленные под крыльями «юнкерсов». Полетели неточно, вразнобой, но восемь авиабомб – это восемь авиабомб, и даже полусотки превосходят снаряды тяжелых гаубиц.

От тяжелых разрывов вздрогнула, заходила ходуном земля, батарею заволокло дымом и поднятой в воздух взвесью… А когда она рассеялась, все мы увидели, что одна покореженная пушка лежит в стороне от капонира, а вторая мертво задрала ствол орудия в небо. И никакого движения.

– Твари!

– Мрази!!!

– Чтоб вас…

Ругательства мало чем помогут павшим. «Юнкерсы» пошли на разворот, а после – в нашу сторону, и крики тотчас смолкли. У многих бойцов пошел по коже мороз, заныло в груди, в частности у меня… Ведь у каждого пикировщика к фюзеляжу прикреплено еще по одной здоровенной авиабомбе весом двести пятьдесят килограммов. А то и под пятьсот. И если эти самые бомбы сбросить на нас сверху… Хотя цель ведь неподходящая: техники, тяжелого вооружения нет, людей здесь мало… Ну а вдруг отмбомбятся? Страх остро кольнул сердце: если вложат по единственному блиндажу санпункта, от него ведь ничего не останется…

– Пулеметчики, приготовиться открыть огонь по воздушным целям!

«Лаптежник», считающийся на деле не самым скоростным самолетом, весьма солидно бронирован, так что даже пробовать повредить его огнем ручных «дегтяревых» – так себе затея. Однако я знаю, что нервничают фашисты, когда по ним стреляют, так или иначе, но мажут мимо цели! Да и «ишачки» (истребитель И-16, морально устаревший к 41-му), вон, через одного вооруженные лишь пулеметами винтовочного калибра, сбивали ведь «юнкерсы»… К тому же не хочется просто терпеть, когда враг тебя безнаказанно бьет!

Крепко уперев сошки ДТ в землю и плотно прижав телескопический приклад к плечу, я приготовился открыть огонь, одновременно негромко скомандовав Сергею Усову (бойцу из ночного пополнения и моему временному второму номеру):

– Ложись на дно окопа и не высовывайся, набивай диски. Понял?

Молодой щуплый парнишка мелко закивал, а я уперся