В создавшейся ситуации я ничего не мог поделать. Мне оставалось только надеяться, что я сумею провести «Вербену» через бесчисленные рифы Тобермори – нашей тренировочной базы. В противолодочной «тусовке» уже давно ходили ужасные слухи о предъявляемых там чрезмерно высоких требованиях. Говорили, что совершенно безжалостный и изрядно чудаковатый, но, тем не менее, абсолютно справедливый коммодор (вицеадмирал в отставке) Г. О. Стефенсон – правящий на базе диктатор – твердой рукой снимал с кораблей капитанов, так же как и старших и младших офицеров, а сами корабли возвращал на достройку.

Понимая, что тренировки и еще раз тренировки являются основой боеспособности любого корабля, адмирал Данбар, командующий флотом Западных Подходов, создал в спокойных водах Тобермори эту базу. Во главе ее был поставлен очень опытный, въедливый, принципиальный и до крайности придирчивый служака, идеально подходивший для этой должности. Он мог наводить страх – и нередко откровенно стремился к этому. Между прочим, многие офицеры так и не сумели преодолеть установленную им высоко планку. Но он ни разу не отверг офицера, отдававшего делу всю свою душу. Очень скоро мы убедились, что жестокий тиран и хладнокровный деспот – в действительности человек добрейшей души.

«Вербена» была введена в эксплуатацию, когда «портфель» офицеров был первозданно пуст. На траулеры команды набирались из патрульной службы, имевшей базу «Спарроу Нест». На корветы, которые были настоящими военными кораблями, людей брали из экипажей Девенпорта, Портсмута и Чатема. На «Вербену» взяли людей из Девенпорта. В ее команде были более или менее равномерно смешаны и старослужащие матросы, и старшины, и недавно мобилизованные. Я сразу понял, что получил первоклассного рулевого, за что был искренне признателен. На маленьком судне рулевой – третий по значимости человек после капитана и старпома. А уж в отсутствие старшего помощника без хорошего рулевого обойтись вообще невозможно. Список команды у меня был, а значит, можно было составлять вахтенное и боевое расписание еще до прибытия людей. Я был исполнен желания с первых же часов дать понять всем и каждому, что на «Вербене» будет порядок. Кстати, команда ни разу не дала повода для беспокойства. Офицеры были со мной, и мы быстро разместили прибывших. Уже через полчаса после этого мы имели возможность отпустить команду в увольнительную. Однако желающих сойти на берег нашлось немного. Всем хотелось освоиться на новом месте, почувствовать себя командой настоящего военного корабля. Было 4 октября 1940 года.

На следующий день начались приемные испытания. «Вербена» двигалась – боже, как восхитительно она двигалась! Мой корабль впервые пошел вниз по реке! С северо-востока дул пронизывающий ветер, но мне было тепло, пожалуй даже жарко. Я отчаянно мечтал взять управление в свои руки, заставить ее слушаться… Но пока моей красавицей владел лоцман. Она станет моей только когда покажет, на что способна, а я подпишу акт. Три дня подряд мы выходили в море на ходовые испытания, стрельбы и проверку компаса. Из-за наличия опасности встречи с магнитными и акустическими минами нам не разрешили идти со скоростью больше 8 узлов, поэтому двигатели не запускали. Это вызвало у старшего механика и у меня некоторое беспокойство. Дело в том, что наши двигатели имели одну особенность, о которой я расскажу подробнее.

В поршневом двигателе самый важный сальник тот, через который проходит соединительный стержень, поднимающийся и опускающийся при движении поршня вверх и вниз. В большинстве двухтактных двигателей этот сальник сделан из специальных металлических частей, удерживаемых на месте спиральными пружинами. На «Вербене» в порядке эксперимента были использованы сегментовидные детали с тарельчатыми пружинами. Предполагалось, что такая набивка сальника более эффективна, как оно и оказалось в действительности. Однако, как это часто бывает с мелкими экспериментальными нововведениями, вопрос не был продуман до конца. В результате при движении на большой скорости мы всегда страдали от болезни, известной под названием «горячие стержни», справиться с которой мог только механик, постоянно протирающий стержни промасленной тряпкой. Наша работа в составе флота Западных Подходов редко требовала от нас длительных пробегов на большой скорости, но все же однажды нам пришлось совершить такой «пробег» на восток, и мы вплотную столкнулись с проблемой. Протирку стержней пришлось вести непрерывно, масло попало в питательный резервуар с водой и вызвало проблемы с котлами. Этот очень мелкий дефект в конце концов привел корабль на девятимесячный ремонт в доки Бомбея.

Но проблемы с двигателями пока еще были в будущем, а в настоящем у меня появился не менее серьезный повод для беспокойства – вовремя не прибыли карты. Оказалось, что они погибли в разбомбленном поезде. Не зная, что делать, я взял карты, подготовленные для «Фиалки», но на них не были нанесены текущие изменения, что чрезвычайно важно в военное время. Пришлось спешно корректировать карты, необходимые для перехода в Тобермори, сверяясь с имеющимися в военно-морском офисе.

Мы были готовы к выходу в море. Я подписал акт, попрощался с менеджером верфи. «Вербена» стала моей! Утром я поведу ее в море.

Проснувшись, я услышал завывание ветра и почувствовал, как корабль дергается у причала. Не было необходимости выходить на палубу, чтобы понять: дует сильный ветер с северо-востока. Так я оказался перед необходимостью принять первое самостоятельное решение: плыть или не плыть. В моем распоряжении был новый корабль, двигатели которого были, по существу, не испытаны. Путь до Питерхеда нам предстояло идти вдоль подветренного берега. В такую погоду, случись что с машинами, я не смогу ни на минуту остановить их для ремонта. Я сошел на берег и отправился к ответственному военно-морскому офицеру. Он был удивлен, увидев меня. Я объяснил ситуацию.

Он был очень занятым человеком, желавшим как можно быстрее избавиться от кораблей, загромождавших порт.

– Если вы не в состоянии вывести корабль из порта, я легко найду того, кто умеет это делать.

Я решил не обижаться и настоял, чтобы вопрос изложили начальнику штаба флота Западных Подходов. В ожидании звонка хозяин кабинета и я сверлили друг друга злыми глазами. Я чувствовал, что прав, но, тем не менее, испытывал некоторую неловкость. В отличие от меня начштаба не испытывал никаких сомнений.

– Вы нам очень нужны, но в целости. Действуйте по обстановке и постарайтесь прибыть в Тобермори как только сможете.

Обратно на «Вербену» я шел с легким сердцем. После полудня сменилось течение, одновременно стих и ветер. Ровно в 3 часа мы отправились в путь. В устье реки лоцман перешел на свою шлюпку и «Вербена», наконец, стала моей. Я повел ее на север по Каналу и почувствовал себя самым счастливым человеком на земле.

Мой корабль обладал превосходными мореходными качествами. У меня было достаточно опыта, чтобы это почувствовать, как только мы вышли в море. Этот корвет был первым, имевший удлиненный бак. Все ранее построенные корабли этой серии, а их было около пятидесяти, имели проход между баком и мостиком. Это означало, что человек, идущий к жилым помещениям, должен сначала пройти по открытой палубе перед мостиком и только тогда попадет по назначению. На «Вербене» бак доходил до трубы, обеспечивая нам укрытие, куда могла свободно вместиться вся команда из 70 человек. Такое новшество давало людям возможность не промокнуть до нитки, идя на вахту, и, что еще более существенно, коки могли нести еду из камбуза в столовую (а камбуз находился между трубой и мостиком), не рискуя выбросить ее за борт при качке. Первые корветы были очень подвижны и легко подвержены качке. Бытовала поговорка, что, находясь на борту во время шторма, невозможно попасть ногой в штанину. Дополнительный вес носовой надстройки сделал корабль более остойчивым и улучшил его мореходные качества. Кроме того, увеличившийся вес носовой части скорректировал дифферент, поэтому скорость не снизилась. Более того, при необходимости «Вербена» могла баз особого труда превысить свою проектную скорость. На остальных корветах картина была такой же.